Наталья Резанова - На Масленой неделе, в воскресенье

Был тот самый час перед закатом, когда краски кажутся необычайно яркими, а фигуры и предметы - невероятно четкими. И маски... и хари ... и размалеванные лица не сливались в единую карусель, а различались в малейших деталях. Гремели трещотки. Вновь завопили трубы, и ряженые рассыпались, давая дорогу двум шествиям, выступающим с противоположных концов плошади. Они предваряли главное действо, которое исконно завершало карнавал, и должно было состояться послезавтра. И сейчас герольды упреждали добрых лауданцев, что во второй день недели произойдет великая и страшная битва славного Мясоеда, короля Масленицы, с грозным и непобедимым Голодарем, то есть Великим Постом. Оба воителя, стоя на повозках, которые вывезли на площадь шуты, представлялись публике. Мясоед, здоровенный детина в нарочито узкой одежде, которая обтягивала его жиры, в короне из куриных ножек и в ожерельях из колбас, потрясал кухонным вертелом, что в решающей битве должен был служить ему копьем, и ежеминутно прикладывался к пузатой фляге, при этом норовя свалиться на руки окружавших его паяцев в дурацких колпаках. На другой стороне площади грозно простирал руку с пучком розог Голодарь.Нередко этот персонаж представляло чучело, но сегодня это был кто-то из шутовской братиииз-за маски, изображавшей тощую унылую рожу, не разберешь, кто. Он был одет в монашескую рясу и опоясан четками из луковиц. Его свита была обряжена монахами, монашками, причетниками и паломниками. Они звонили в колокольцы,напоминающие те, что носили прокаженные, а присные Мясоеда лупили по горшкам и кастрюлям. Народ же плясал кругом и пел старую песню : "Бьется черный хлеб с индейкой и селедка с колбасой!" Шум стоял адский, а ведь это была только прелюдия к предстоящей битве.

- Сестра Тринита?

Из-за грохота, звона и пения бегинка не расслышала, как к ней подошли. Она обернулась. Рядом с колодцем стоял человек, каких многог было в толпе на площади - в пестролоскутном плаще и размалеванной маске из соломы, полностью закрывавшей лицо. Голос был не только приглушен маской, но и звучал как-то неуверенно. Очевидно, человек не знал, настоящая ли бегинка перед ним, или кто-то из свиты Великого Поста.

- Это я.

Человек, видимо, все еще не был убежден и переспросил:

- Кто призвал тебя сюда?

Сестра Тринита также имела все основания подозревать собеседника, и отвечала двусмысленно:

- Святая Клара,

Человек в маске кивнул.

- Следуй за мной.

Так она и сделала. Провожатый шел впереди. Сестра Тринита заметила под его плащом дубинку и по этому, а также по очертаниям плеч и походке узнала в нем одного из телохранителей матери Изенгарды. Хотя,конечно, это был еще не повод для спокойствия.

Шли они довольно долго, но довольно быстро. Сестра Тринита поняла, что ее ее хотят запутать,петляя и водя кругами. Она не стала обьяснять провожатому, что это - напрасный труд. Если она и не знала в лицо каждый дом в Лауде, то все улицы и переулки города, а было их около двухсот, она помнила лучше линий своей руки. Но нынешний владелец дома, к которому они подошли уже в темноте, был ей неизвестен. Ясно было только, что некогда это был патрицианский дом, однако давно уже находился в небрежении и нуждался в побелке и ремонте. Провожатый постучал, явно условным стуком, обменялся несколькими словами с невидимым сестре Трините привратником, и они вошли. Миновали неосвещенную прихожую и спутник сестры Триниты посторонился, пропуская ее к лестнице, ведущей вниз. Сам он словно бы растворился во мраке.

Сестра Тринита толкнула тяжелую дверь и ступила в помещение, ранее, вероятно, служившее погребом, а теперь служащее чем-то иным.

Бегинка меланхолически взглянула вверх.

- Вавилонский камень...произнесла она.

- Совершенно верно,отозвался высокий носовой голос.

Теперь она позволила себе переместить взгляд вниз. На противоположном конце комнаты был стол, на столе - некоторое предметы, а за столом сидели пять человек. Четверо мужчин и одна женщина . Женщиной была мать Изенгарда. Возраст мужчин колебался между тридцатью и сорока пятью годами. Самый молодой - с иронической улыбкой на худом востроносом лице, с коротко стриженными темно-каштановыми волосами. Его сосед, бледный, с белокурой бородкой, скущающе смотрел на бегинку из-под тяжелых век. Тот, кто ответил сестре Трините - низкорослый, полный, гладко обритый, в одежде, напоминаущей духовную и круглдой скуфейке. И здоровенный малый, чьи рыжие волосы и борода завивались кольцами.