Кир Булычев - Искушение чародея(сборник)

«А сами-то вы как, деточки?» – этого я не сказал, но не думаю, что ей пришлось читать мысли: уж эта-то мысль точно напечаталась поверх моей физиономии сороковым кеглем. Девочка мгновенно вспыхивает, заливается красной краской, куда там Гансику: даже слезы на глаза наворачиваются.

– Простите… Простите, мы же не сказали вам про стационарные базы… постоянные станции, в старых зданиях, скалах, иногда даже деревьях – если несколько веков… Две таких станции недалеко, у одной я знаю код и координаты – в общем, дойдем. Я забыла сказать. Я не всегда такая, я не хамлю специально, тем более взрослым, я…

А теперь то, что появилось на моем лице уж не знаю каким кеглем, заставило ее тут же замолчать.

– И где же эта станция, деточка? – ладно уж, чем изощряться в чтении мыслей, попробуем для разнообразия поговорить вслух.

Она сказала. Ого! Это называется – «недалеко»?! Хотя если они ходят так же, как прыгают по стенам – к лету или, крайний срок, к сентябрю можно дойти. Даже через места боев, если повезет и осторожно. И даже без аусвайсов: детям в этом смысле куда как легче, мало ли беспризорников образовалось. Беспризорники из них, пожалуй, аховые выйдут… Но все же ребятки светлоголовые, очень русские хоть вблизи, хоть издали… Настолько, что им кое-каких полицаев лучше бы сторониться, но со своим… этим… индикатором и с умением читать мысли, хотя это как-то не всегда у них получается, – да, имеют шанс. Оголодают, конечно, но они вроде должны быть выносливы. К тому же, наверно, при такой ловкости как-то сумеют подкормиться по пути.

Вообще, если точно знать, куда идти, и понимать, что там тебя примут, – многое можно суметь. У нас в первые месяцы, когда еще не усилили надзор и не ввели лату с номером дома, субботнюю перекличку и круговую поруку, уходили довольно-таки часто – однако и возвращались нередко. Семеро подростков лесами и болотами дальше Смоленска дошли, но не сумели пересечь линию фронта: вернулись трое, остальные сгинули – половина от голода, половина от пуль. Иные, правда, уходили без возврата, только, похоже, это у них получалось скорее как у тех сгинувших. А многих привозили на показ: большей частью уже убитыми, но кому особо не повезло – живыми…

Сема Заславский тоже очень далеко добрался – чтоб вы знали, полдороги проехал на попутной немецкой машине, подвезли его за дедовские часы, у него внешность нетипичная; но партизан не нашел и вернулся сам, худее скелета. А Левушка Таубкин с Ритой Окунь нашли, но их не взяли, отправили обратно – причем судя по тому, что они рассказывают, им еще повезло. Ну, в общем, всех понять можно: партизанам пацаны, женщины и старики без надобности, тем более необученные и без оружия. А мужчин у нас толком никогда не было, на фронте же все, да и оставшихся сколько-нибудь крепких перехватали с самого начала, «меннерхант» это называлось, увезли всех.

Почти смешно: раз пять-шесть бывало наоборот – к нам партизан переправляли, по ночам и под проволокой, раненых. У нас тут как-никак врачи есть и даже почти лазарет оборудован… был. Кто-то умер, остальных поставили на ноги, а потом так же переправили обратно. Последний раз привозили, говорят, целого командира отряда – и с ним, выздоравливающим, в лес потом взяли доктора Марголину, только ее одну, причем не факт, что совсем добровольно.

Да что уж там. Могли больше уйти, только для такого надо было, скажем, детей и родителей точно на смерть отдать. А потом уже и для просто соседей по дому гибель получалась. Кабы наверняка да заранее знать, что все равно для всех ров и айнзац-команда – так, может, и вправду стоило. Многие точно решат так. Но ни у кого из них нет машины времени. Даже если это не машина, а место.

…Надеюсь, этих моих мыслей Алиса не прочла. Их пересказывать-то долго, а так – за полсекунды все пролетело.

– Фима Липкин, – говорю.

– Что?!

– Не что, а кто. Липкин. Это вместо тебя, Павел, – если не передумал. Он твоего возраста, то есть по здешним условиям еще где-то семь кило долой. Малыша, значит, сможете выбрать до двенадцатикилограммового включительно. Солнышко, покажи ребятам, куда идти.

(Фима – такой мальчик, что из-за него в конце концов или жизнь станет совсем невозможной, или наступит всеобщее счастье. Вот пусть с этим и разбираются в своем далеке.)

Соня сразу же встает, с Юриком на буксире спускается мимо меня по лестнице, уже внизу с недоумением оглядывается: почему отстали Алиса с Пашкой? Что надо спешить – это она понимает. Не поняла лишь, что и на меня тоже ей надо бы оглянуться. Потому что сейчас мы расстанемся навсегда.