– Девяносто, восемьдесят – но не сто? Хочешь сказать, во мне сидит что-то… чужое? Но это бред!
– К сожалению, это объективная реальность. Частично твой организм построен из клеток туземных полурастений-полуживотных, классифицированных исследователями Виены как микоиды. Единственное предположение, как такое могло получиться, – тебя разобрали на отдельные клетки, а затем собрали заново. Точнее, вырастили из грибницы. Что-то наподобие технологии Корон. Только на порядок более совершенная.
– И кто же меня клонировал? Грибы?! На этой планете нет разумных существ и никогда не будет…
– А кто сказал, что это признак разума? Мало ли какие защитные механизмы эволюция изобретает! Ваховский микоидов пинал и топтал, потому они и начали защищаться, – высказался Павлыш и сам себе не поверил.
– Их все пинали и топтали, начиная с первой разведэкспедиции. И никого они не «разбирали»! – Неожиданно из уголка глаза женщины выкатилась слезинка. – Слава, я что, не человек больше? Инопланетный биоформ?
– Почему же? Процентов на девяносто ты человек.
Шутка получилась неудачной, и ничего, кроме еще одной слезинки, не вызвала. Потому Павлыш потянулся, чтобы обнять… И замер на полпути. Не человек…
Все же он пересилил мгновенное отвращение. Коснулся пальцами кожи на руке женщины, погладил. Обычная человеческая кожа… на 97,3 %.
– Ладно, не переживай. Пока ничего страшного не случилось.
– Пока? А потом? Что будет потом?
Потом была эвакуация. Колокот объявил ее, едва выслушал – и осознал! – выданные экспресс-диагностом результаты. Даже не захотел ждать, пока «Магеллан» свяжется с Землей. Лагерь покидали так спешно, что бросили и купола, и оборудование для несостоявшейся станции. Павлыш начальника смены понимал прекрасно – не монтажникам разбираться с неожиданными и загадочными особенностями местного биоценоза. Трагичное происшествие одним махом перечеркивало статус планеты. Теперь исследования Виены начнутся заново. Совсем на ином уровне.
С эвакуацией все было правильно. Однако когда речь зашла о Гражине Тышкевич, Бауэр встал на дыбы. «Ноги этого существа не будет у меня на борту! Я не имею права подвергать людей опасности. Тем более, тащить на Землю черт знает что». Формально он был прав, а аргумент, что Тышкевич тоже человек, по крайней мере на девяносто процентов, никого не убеждал, в том числе самого Павлыша. Нельзя быть человеком на девяносто процентов. Либо ты человек, либо… существо. И, следовательно, Гражина вынуждена остаться на планете. Одна. Дожидаться, пока прилетит научная экспедиция и вынесет свой вердикт. Ждать месяц, полтора, два…
Других аргументов у Павлыша не было. Значит, и выбора не было.
– Глеб, я остаюсь на Виене. Я не могу бросить свою пациентку.
– То есть как, «остаешься»? – смысл фразы не сразу дошел до капитана «Магеллана». – Глупости! Это не болезнь!
– А в чем принципиальная разница, можешь объяснить?
– Ничего я не собираюсь объяснять! В конце концов, ты член экипажа. Доктор Павлыш, я приказываю вам вернуться на корабль.
– Вот именно, я – доктор. Я приносил клятву помогать людям, которые в этом нуждаются.
– Людям! То, что она человек, вовсе не факт!
– Обратное – и подавно. Для меня она человек. А люди не должны бросать друг друга в беде.
Бауэр молчал, поджав губы, хмуро смотрел с экрана. Тихо произнес:
– Слава, ты понимаешь, что это самоубийство? Они сделают с тобой то же, что с Ваховским.
Павлыш усмехнулся.
– Почему же? Я оптимист, Глеб. Уверен, мы еще увидимся.
Больше говорить было не о чем. Оставалось выключить передатчик и взглянуть, как стартует катер, увозя последнюю партию монтажников.
А два часа спустя погас и желтый огонек на панели радиостанции. Павлыш и Гражина были в штабном боксе, когда это случилось.
– Все, – вздохнул доктор. – Они улетели. «Магеллан» ушел в гиперпрыжок. В ближайшее время в штабной бокс можно и не заглядывать. Идем?
Гражина кивнула. Поднялась, шагнула к двери шлюза. Обернулась.
– Слава, почему ты остался? Только из-за того, что давал врачебную клятву?
Павлыш помедлил. Улыбнулся.
– А ты в самом деле забыла, когда и как мы познакомились первый раз? «Антей»?
Женщина помедлила. Щеки ее начали наливаться румянцем смущения.
– Конечно, я помню. Не хотела ворошить золу в давно погасшем костре. На «Антее» ты влюбился в меня с первого взгляда и сделал предложение. А я сбежала, как только представилась возможность. Решила, что ты слишком юный и несерьезный. А главное, что я еще молода, что впереди – вся жизнь. И в ней встретится много «слав павлышей».
Читать дальше