Кир Булычев - Искушение чародея(сборник)

Павлыш в растерянности глядел на стопки листков.

– Когда Варнавский заболел? – спросил он.

– В позапрошлый раз, – сказала Людмила нетерпеливо.

– Но вы же говорили…

– Ах, это неважно!

– Людмила, прекрати! – закричала вдруг Цава. Павлыш и не предполагал, что Светлана может так кричать. – Что теперь от этого изменится? У нас же есть оправдание! Сколько угодно оправданий!

– Я ничего не скрываю. Просто, если я сейчас буду объяснять, мы потеряем время. Неужели ты не видишь, как оно убегает?

Светлана поднялась, подошла к Людмиле. Словно не кричала только что. Людмила беззвучно рыдала. Маленькая Светлана обняла Людмилу за плечи.

– Вы только поймите нас, – сказала Светлана. – Наверное, тогда не будет ничего странного. У нас не было выхода. Павел заболел не вчера. И в то же время вчера. Людмила, сядь, успокойся. Павлыш, дайте ей воды. Вон там чистый стакан.

Светлана усадила Людмилу на стул, накапала в стакан из желтой бутылочки.

– Только чтобы я не заснула. Я тебе никогда не прощу, – говорила быстро Людмила. – Я не засну?

– Нет, не заснешь.

Светлана смотрела, как Людмила выпила лекарство.

– Посиди спокойно, – сказала она. И тут же продолжила, глядя на Павлыша: – В общем, какое-то время назад, я потом объясню… Какое-то время назад Людмила увидела на шее Павла голубые точки. Она сначала подумала, что он просто испачкался. А точки не отмывались. И тогда Карл – он ходячая энциклопедия – отозвал меня и сказал, что это похоже на вирус Власса. Все о нем слышали. Всякие драматические истории. Но разве можно было подумать, что это коснется и нас?

– Нет, – согласился Павлыш.

– Я тоже думала, что случайное совпадение. Ведь бывают совпадения. Пигментация, совершенно безвредная пигментация…

– Светлана, перестань, – сказала Варнавская.

– А Павел сам догадался. Тогда же, ночью. Он пришел к Карлу и спросил, не кажется ли ему, что это вирус Власса?

Светлана, говоря, все время оглядывалась на Людмилу, словно ища подтверждения своим словам.

– Мы очень испугались, – продолжала Светлана. – Потому что мы далеко, совсем в стороне, и нет даже маленького кораблика, ничего нет. И связь, сами понимаете, сколько надо ждать ответа. Значит, остались только мы. И вот эта лаборатория… Павел очень хорошо держался…

– Светлана, не надо, – сказала Людмила.

– А почему? Павлыш может сам проверить. Но вы поймите, если бы это было на Земле, то можно уйти, я честно говорю, а тут нас всего четверо, это больше, чем семья, это как будто ты сам. И мы все поняли, что через неделю, может, меньше, Павла не будет. Вот он еще говорит и как будто здоров, а его не будет.

Людмила поднялась, налила себе воды, выпила, не глядя на Светлану.

– Мы все старались что-то сделать. Буквально не спали все эти дни. А Павел думал только о том, чтобы надиктовать общую теорию. Я его понимаю. Наверное, на его месте я вела бы себя так же. Мы все хотим жить не зря…

– Павел жил не зря! – сказала Людмила. – Мы все вместе не стоим его мизинца.

– Не в этом дело, ты же понимаешь, что не в этом дело. А если бы это случилось с Карлом, ты бы думала иначе?

– Я бы тоже все сделала. Но Павел особенный человек. И Карл жив, здоров, и он даже спит. Он вообще не переживает. Он был бы рад, чтобы все закончилось.

– Ты не права, – сказала Цава. – И давай не будем сейчас…

– Молчи!

Людмила выбежала из лаборатории, хлопнула дверью.

– Вернется, – сказала Цава. – Вы поймите ее. Помимо всего, она безумно любит брата.

– И что было дальше? – спросил Павлыш.

– Прошло три дня. Я бы сказала, что мне страшно вспоминать о них. Но не могу, потому что все продолжается… Павлу стало хуже. Вы знаете, синие пятна стали больше, кровь начала перерождаться. Очень сильные боли…

Павлыш подумал, что понял, почему на столике у Варнавского было столько пустых полосок. Они были использованы тогда… когда?

– Штромбергер сказал, что положение Варнавского безнадежно. Вот если бы можно повернуть время вспять… И тут он схватился за свои листочки и стал писать, считать. Он всегда достает листочки, а потом их теряет. У нас есть программа: изучение малых сдвигов. До часа. Даже на изолированной системе это может грозить катаклизмами. А Штромбергер подсчитал, что наших ресурсов хватит, чтобы увеличить сдвиг. Этого еще никогда никто не делал. И не должен был делать. Мы понимали, что нельзя, но если есть шанс, понимаете, если есть шанс, то мы должны были его использовать. И мы вернули время, повернули вспять. На максимум. На неделю. Это было очень трудно – физически трудно. Время раскручивалось назад с дикой скоростью, и все процессы шли обратно… Как на пленке, которую вы крутите задом наперед. Никто из нас не смог запомнить, как это происходило. И приборы тоже отказались зарегистрировать этот переход. Может, просто еще нет таких приборов.