Ц. Цыбиков - Слишком много колдунов

— А-а, вот оно что! — сказал Жак. — Так бы сразу и сказал. А постоянным заведующим кафедрой тебя не назначат?

— Возможно, — признал Питер. — Скорее всего.

— Прямо камень с сердца, — сказал Жак. — Ты, оказывается, просто пещерный карьерист. Это я понимаю и даже приветствую. А эффектус — это я не понимаю и, конечно же, не приветствую.

— Я не знаю, что ты там себе вообразил, — сказал Питер. — Она просто выйдет после того, как я закончу, и слушатели будут задавать вопросы мне и ей.

— Она будет одетая? — спросил Аслан и ловко, почти не меняя позы, уклонился от ботинка, который немедля швырнул Жак. Ботинок тяжко шлепнулся у входной двери.

— Разумеется, — сердито ответил Питер. — Это будут научные вопросы. По теме доклада.

— Ага, как же, по теме, — сказал Жак. — «Что вы думаете об энергетике древних и замужем ли вы». «Как вы оцениваете прогресс и что вы делаете сегодня вечером».

— Ты меня поражаешь, независимый куратор, — произнёс Аслан. — Уж не ревность ли это?

— Я защищаю её честь и достоинство, — сказал Жак. — В отличие от вас.

— Сделаю тебе пропуск на конференцию, — пообещал Питер. — Будешь охранять её на месте.

— Мне тоже сделай пропуск, — потребовал Аслан. — Я тоже буду её охранять. От вас обоих.

— Так о чём твой доклад? — повторил Жак сварливо.

…Питер закончил, закрыл папку с докладом, полюбовался на доску, увешанную графиками и исписанную мелом.

— Ну, примерно вот так и расскажу.

Жак и Аслан молчали. Через полминуты Питер обеспокоенно спросил:

— Эй, вы чего?

— Они были сумасшедшие, — проговорил Аслан. Глаза у него были расширенные, он смотрел в одну точку куда-то мимо доски. — Напрочь.

— Гении, — поправил Жак. — Титаны.

— Мне не верится, если честно, — голосом кающегося грешника сказал эвакуатор. — Там, вообще, всё правильно? — Хотя выкладки с формулами и графиками были у него перед глазами. Питер вытер руки от мела тряпкой, поправил свой парадный галстук и, прокашлявшись, ответил:

— Да. Всё правильно.

— КПД сто двадцать процентов, ты про это? — спросил Жак, крутя в пальцах карандаш. — Ну да, я прикинул тут. Если хотя бы на пять процентов ниже — то двигатель получается нерентабельным.

— Ну ещё бы. Стоимость топлива…

— Стоимость топлива я взял из работ Виннэ и Пеллье, — солидно и совершенно некстати пояснил Питер.

— О-о, — Жак кивнул. — Авторитетно.

— Ты читал Виннэ и Пеллье?

— Нет, — сразу ответил Жак. — Я верю твоей придыхающей интонации, когда ты произносишь эти фамилии.

— А такое вообще бывает — КПД больше ста процентов? — спросил Аслан. — Что нам говорит господин Лавуазье и его закон сохранения?

— Если считать как у него, то теоретически — да, бывает. Сравнительная формула.

— А теперь — и практически, значит, — сказал лейтенант эвакуации. Он все еще пребывал в некоем остолбенении.

— Исторически, а не практически, — сказал Жак. — Рабочего экземпляра двигателя у нас нету. И скорее всего, не будет.

Они помолчали. Затем Жак, который был наиболее практичным, сказал:

— Значит, после этого, — он кивнул на формулы, — эти деревянные лбы из министерства сидят с разинутыми ртами…

— Как мы сейчас, — вставил Аслан.

— …как мы сейчас. А ты, не спеша, скромно опустив глазки, говоришь… Что ты говоришь? — спросил он у Питера.

Тот снова прокашлялся.

— Дамы, господа, — начал он негромко, но очень торжественно, — это еще не конец моего доклада. Позвольте представить вашему вниманию, — здесь его голос ликующе зазвенел, — живую свидетельницу эпохи великих, эпохи гениев, эпохи титанов!

— …и полных психов, — пробормотал Аслан. Жак сделал ему страшные глаза.

— Нони Горовиц! — провозгласил Питер и начал хлопать ладонью о папку с докладом.

— Как в цирке, — пробурчал Жак, не удержавшись. — «Нони Горовиц и вопросы из зала».

Аслан, в свою очередь, показал ему кулак.

— Who's calling me? — раздался голос сверху. Женский голос со странным мягким выговором, который вызывал у Питера смутные воспоминания о другом голосе; о тепле; о веселье; о беззаботной радости. Все трое подняли головы. У дверей большой комнаты на втором этаже, опершись на перила, стояла свидетельница эпохи титанов, древняя, но очень молодая девушка, проспавшая в саркофаге без малого триста лет, но, похоже, сохранившая свежесть облика и восприятия… Опять она мне снится, думал Питер, за что же мне это, почему. И опять ранит моё сердце, думал Жак, снова и снова, и знаете что? — а пусть так будет всегда. Аслан же просто смотрел и ни о чем не думал, ни мыслишки не было в его смуглой голове, лишь на лице у него проступало странное выражение, как будто он только что вспомнил нечто очень важное.