Юрий Бурносов - Право хотеть

Загудела лебедка, дрогнули цепи. В здание, пересилив страх, ворвались верные ученики и повалились на колени: кто перед археем, кто перед робокопами, кто перед Джудом-предателем, умоляя отменить казнь.

— Опускай! Опускай!!! — кричал архей, отпихивая ногами учеников Карела. — Да будут вылиты из этого поганого металла дверные ручки!

Карел знал, что уже не в его силах изменить что-либо. Только попрощаться… Уйти так, как это делают киборги. Как это делал Роботочеловек. В мифах.

Но едва ноги соприкоснулись с расплавленным металлом, как он перестал быть разумным существом, представителем цивилизации человекоподобных машин, правящих Землей полтора тысячелетия. Он превратился в своего далекого пращура — в механическую куклу: глухую, слепую и немую. Сенсоры зашкалили, регистрируя критический перегрев всех систем, и уже немолодой процессор сбился, захлебнувшись в потоке остро пульсирующей информации о повреждениях.

О разрушениях.

О гибели.

Яркий свет лился отовсюду. Свет плотный, обволакивающий. Карел находился внутри пузыря света, он плавал, точно в невесомости. И через мембрану пузыря виднелся фантастический пейзаж. Фантастический, потому что там было настоящее море, настоящие деревья и настоящие птицы кружили в безоблачных небесах. Но в пузыре света он был не один.

— Да, друг. Очень жаль, что ты умер.

— Кто ты?

— Разве ты не узнаешь меня?

Роботочеловек выглядел так же, как на плакате в храме Сетевых Соединений, — маленькой церкви в квартале от старого дома Карела. Только металлическая сторона лица Его была какой-то нечеткой. Какой-то туманной, расплывчатой, ненастоящей.

— Твоя человеческая душа, Карел, нашла дорогу. Добро пожаловать домой!

— Но я… Я же… — Карел улыбнулся и развел руками.

— Ты не верил в меня? Ты считал меня мифом, выдуманным отчаявшимися людьми? Большая ошибка… Но не повод, чтобы я тебя не любил…

Банда догоняла девушку. Четверо конных при оружии, в пёстрых обносках и широкополых шляпах. Поднятые скачкой клубы пыли застилали горизонт. Распластав крылья, сужал в небе круги чёрный гриф.

Когда гнедая кобыла под беглянкой взлетела на вершину холма, Антон огрел вороного по бокам пятками и пустил наперерез банде. Набирая скорость, жеребец понёсся по склону, расстояние между Антоном и разбойниками стремительно сокращалось. В сотне шагов «кольты» сами прыгнули в ладони, и Антон, пригнувшись в седле, выстрелил с двух рук.

Запрокинулся и рухнул на землю главарь. Но второй бандит, в которого Антон целил, в седле удержался и, несмотря на рану в плече, осадил коня. Взметнувшаяся пыль скрыла двух остальных. Антон выругался: эпизод вновь был провален. В следующее мгновение пуля прошила Антону грудь. Секунду спустя он вынырнул из эпизода в тривиал.

— Плохо, — констатировал Мастер.

Антону внезапно показалось, что на остром, лишённом всякой мимики лице Мастера мелькнуло выражение неодобрения.

— Попытаться ещё раз? — безучастно спросил Антон. — Я вообще-то готовился. И старался.

— Я знаю. Скажите, какие чувства вы испытывали, когда участвовали в эпизоде?

Антон замялся. Роботы о чувствах людей обычно не спрашивали. Впрочем, Мастер не простой робот, таких, как он, производили в считанных экземплярах, ему и положено больше, чем прочим.

— Ну, я как бы… — пробормотал смущённо Антон. — Чувствовал, что всё это очень важно. Что нужно м-м… сосредоточиться. Сконцентрироваться. Что от результата для меня многое зависит. Не только этого эпизода, а вообще.

— Понятно. А страх, что вас убьют, вы ощущали? Или, к примеру, азарт?

— Нет, — признался Антон. — Страшно не было. И азарта не было тоже. Я ведь понимал, что дело происходит не в тривиале и взаправду меня никто не убьёт.

Секунд пять Мастер молчал. Потом произнёс невозмутимо:

— Понятно. Ладно, давайте следующий.

Антон послушно продел ладони в сенсорные нарукавники, откинулся на спинку кресла, вжался затылком в подголовник. Тривиал поблёк, затянулся маревом, потом исчез, сменившись духотой и вонью тюремного каземата.

— Готовы? — хрипло спросил Мародёр.

Живорез мрачно кивнул, Антон опоздал с кивком на долю секунды. Эти двое были его подельниками, наутро всех троих ждала виселица — воровства и лиходейства в своих землях маркграф не прощал.

Снаружи, из-за забранной решёткой дубовой двери, донеслись звон ключей и слова благословения — стража привела исповедника.