Энди Вейр - Марсианин

— Центр, внутри слишком сильное ускорение.

— Наземные службы говорят, что носитель не дотянул 200 метров до целевой высоты.

— Центр, мы потеряли сигнал от контейнера.

Митч особо выделил последний комментарий.

— Совсем потеряли сигнал от «Ирис»? — спросил он.

— Подтверждаю, Центр. Прерывистый сигнал от носителя, но не от посылки.

Митч выругался:

— Контейнер мотает по грузовому отсеку.

— Центр, он не справляется.

— Может ли дотянуть до околоземной орбиты? — спросил Митч. — Хотя бы до самой низкой?

— Центр, у нас потеря сигнала.

— Мы тоже его потеряли.

— И мы.

Если не считать пиканья от контрольных панелей, в помещении наступила полная тишина. Помолчав несколько секунд, Митч сказал:

— Попытка восстановить?

— Безуспешно, — ответил начальник связи.

— Наземные службы? — обратился Митч.

— Корабль покинул зону видимости.

— Спутники? — спросил Митч.

— Ни один спутник сигнал не принимает.

Митч посмотрел на главный монитор. Теперь он был сплошь чёрным, и на этом фоне белела надпись: «ПОТЕРЯ СВЯЗИ».

— Центр, — произнёс голос по радиосвязи, — эсминец США «Стоктон» сообщает о падении обломков с неба. Координаты соответствуют последним данным по местонахождению «Ирис».

Митч закрыл лицо ладонями.

— Вас понял, — произнёс он.

И затем произнёс слова, которые ненавидят все без исключения начальники полётов:

— Наземный контроль, ЦУП. Двери на замок.

То была кодовая фраза для запуска процедуры расследования.

Тедди из VIP-зала наблюдал за мрачными сотрудниками Центра. Директор NASA глубоко вдохнул, затем выдохнул. Он печально посмотрел на синюю папку, в которой лежала радостная речь по случаю идеального запуска. Опустив её в портфель, он вытащил красную папку с речью иного содержания.

Венкат сидел в тёмном офисе. Не то, чтобы он намеренно сидел в темноте, просто он столь глубоко задумался, что уже стемнело.

Зазвонил мобильник — опять жена. Без сомнения, она из-за него волнуется. Он не стал брать трубку: пусть запишет голосовое сообщение. Сейчас он просто не мог заставить себя взглянуть ей в глаза. Или кому-нибудь ещё.

Компьютер издал негромкий сигнал. Взглянув на экран, Венкат увидел электронное письмо из ЛРД. Сообщение, переданное с «Марсопроходца»:

[16:03]УОТНИ: Как прошёл запуск?

Мартинес:

Доктор Шильдс говорит, мне нужно отправить личные сообщения каждому из нашей команды. Она заявляет, что это, якобы, свяжет меня с человечеством. Думаю, это полная ахинея. Но приказ есть приказ!

С тобой я буду откровенен:

Если погибну, я хочу, чтобы ты навестил моих родителей. Они захотят из первых уст узнать о времени, которое мы провели на Марсе. Для меня важно, чтобы это сделал ты.

Разговаривать с ними о погибшем сыне будет непросто. Знаю, я слишком многое прошу. Я мог бы сказать — ты мой лучший друг, и всё такое, но, пожалуй, это смахивало бы на голубятню…

Я не сдаюсь, просто планирую любой исход. Именно так.

Го Минг, директор Китайского национального космического управления, с головой погрузился в многочисленные документы, завалившие весь стол. В прежние времена, когда Китай запускал ракету, он просто запускал её — и всё. А сейчас международные договоры обязывают в первую очередь уведомлять другие государства.

Причём это требование, отметил про себя Го Минг, к Соединённым Штатам не относится. Справедливости ради, американцы заблаговременно и открыто анонсируют расписание своих запусков — так что результат, в сущности, тот же самый.

Заполняя форму, Го Минг балансировал на лезвие бритвы — открыто указывая дату и курс космического аппарата, он в то же время делал всё возможное для «сокрытия государственной тайны».

Директор фыркнул при мысли о требовании секретности. «Какая нелепость!» — пробормотал он. У «Тайянь-Шеня» нет ни стратегической, ни военной ценности. Это автоматический корабль, который пробудет на околоземной орбите меньше двух дней. После этого он направится к своей новой орбите, между Меркурием и Венерой. Это будет первый китайский зонд по изучению Солнца, обращающийся вокруг звезды.

И всё же, Госсовет настаивал на том, чтобы все запуски проходили в атмосфере секретности — даже те, о которых нечего скрывать. Потому что в этом случае другие государства не смогут из недостатка открытости определить, какие конкретно космические аппараты несут секретный груз.