Дэвид Герролд - День проклятья

Как ты считаешь, Нита?

Неужели он всерьез? Я поставил стакан и тихо сказал:

– Там запретная зона. Но даже если бы ее не было, я не думаю, что такая прогулка закончится хорошо.

– Ну-ну, рассказывайте. – Он отмахнулся от меня так же легко, как если бы я рассказал о розовом небе. Здесь, далеко на юге у побережья, оно не было розовым. – Я думаю, вы слегка преувеличиваете. Это просто образчик армейского мышления, благодаря которому нас втянули в пакистанский конфликт двадцать лет назад. Вы, разумеется, не помните – были тогда крохой…

– Я знаю о Пакистане, В больнице у меня было много времени для чтения.

– Джим, разрешите мне кое-что сказать. Задеревьями вы не видите леса. У вас отсутствует чувство перспективы и не хватает объективности. Понимаете, дело с вашими кторранами, хторранами – или как их там – явно раздуто. Нет, погодите. – Он поднял руку, чтобы я не перебивал. – Я не сомневаюсь, что за этим что-то скрывается. Я даже верю в существование пожилой леди, которая испачкала свое белье при виде больших розовых гусениц. Но если вы взглянете на картину в целом – как привык делать я, – то поймете, что молодой человек вашего возраста уже должен задуматься о будущем.

– Если оно есть, это будущее, – сухо заметил я. Глаза Такахары сузились.

– Только не повторяйте этот либерально-пораженческий вздор. Такая песня может разжалобить разве что конгрессмена, но перед вами Алан Уайз, и вы знаете, что ваша матушка не станет связываться с каким-то болваном.

– М-м-м, не спорю.

– Послушайте, я же знаю правила игры. Армии необходимо, чтобы война выглядела серьезной, иначе не оправдать крупные военные ассигнования. Изучай историю, сынок! Чем больше тратится денег, тем хуже идут дела на войне. Все затеяно ради простака налогоплательщика и его потом заработанных денежек. Правда заключается в том, что сейчас перед умным человеком, знающим, как правильно читать газеты, открываются необыкновенные возможности.

– Не понял.

– Я толкую о деньгах, сынок. Акционерные общества, лицензии, федеральные субсидии. Я хочу, чтобы ты знал, где кроются неограниченные возможности!

– А?

– Манна сыплется с неба! – воскликнул Алан. – Хватай лопату и греби! Я работаю над освоением заброшенных земель и каждый день вижу, как люди сколачивают целые состояния. Огромные территории ждут снятия вето, целые города. Кто-то должен позаботиться о них, и этот кто-то станет богатым. Очень богатым. Правительство это знает. Армия тоже. Но военный психоз мешает людям правильно оценить реальное положение дел. Правительство снова запускает руку им в карман. Все эти военные страсти – отличный повод для армии наложить лапу на невостребованную собственность. Не поддайся на обман, сынок. Читай в газетах не только байки об этих кторранах, и ты увидишь, что творится вокруг.

Мать погладила его руку.

– Алан так много работает. – Ее взгляд предостерегал меня: не спорь.

– Мистер Уайз.

– Просто Алан, – поправил он.

– Мистер Уайз, – повторил я. – Я лейтенант Специальных Сил. Мы выполняем задания, не входящие в компетенцию регулярной армии. А раз так, – пояснил я, – мы находимся в прямом подчинении президента Соединенных Штатов. В настоящее время перед Спецсилами поставлена одна, и только одна, задача: уничтожить всех хторранских брюхоногих – мы называем их червями – на всей территории США и Аляски. Гавайи пока не заражены. В ходе выполнения операций я столкнулся с более чем сотней этих монстров, На моем личном счету два десятка – это один из самых высоких показателей в Спецсилах. Я считаюсь асом и расскажу вам о червях…

– Джим, – перебила меня мать. – – По-моему, сейчас не время и не место для фронтовых баек.

Я запнулся и посмотрел на нее и Алана Уайза. Они раскраснелись от выпитого и выглядели довольными. О мистере Такахаре я не мог сказать ничего – сфинкс, да и только.

О чем однажды меня предупреждал Дьюк? Когда спорят пьяный и дурак, нельзя определить, кто из них кто. Надо подождать, пока пьяный протрезвеет – тогда другой и есть дурак. Как узнать, что спорят именно они? Проще простого. Тот, кто вступает в спор с пьяным, уже дурак.

Все правильно.

– Нет, нет, дорогая. Пусть говорит. Я хочу послушать. – Алан Уайз повернулся к матери и потерся о ее щеку, шею, куснул за мочку уха. Она взвизгнула и запротестовала, но не отодвинулась.

Я не выдержал.

– Я вообще-то сомневаюсь, что у нас получится разговор…

– А? – Он вскинул на меня глаза.