Дэвид Герролд - День проклятья

Флетчер рассмеялась и присела на корточки, чтобы та могла подробно исследовать ее. И в свою очередь ощупывала тело кроликособаки. Стыду здесь не было места.

– Они наверняка млекопитающие, – бросил я вскользь Флетчер.

– Не спеши с выводами, – улыбнулась она.

– С одним заключением я таки поспешу: пора сматываться, – озабоченно сказал я.

Она тревожно оглянулась. Я тоже осмотрелся.

Кроликособаки собрались кучками вокруг каждого из нас, что-то бормотали, трогали и гладили наши тела. Я посмотрел на червей; казалось, они скучали. Беда заключалась в том, что мы не имели ни малейшего понятия, как закончить танец.

Веселье было прелюдией, но к чему? Раз уж мы установили, что можем танцевать вместе, может быть, построить на этом наши отношения?

Может, мы даже смогли бы… дрессировать?.. Тренировать каким-то образом червей и кроликособак?.,

– Джим! – Это Флетчер. – Кроликособаки!

Я сразу понял, что она имела в виду: кроликособаки успокаивались, замечая червей.

А потом запели,

От звуков мороз пробирал по коже, но голоса были высокие и мелодичные. Ни одна пара этих маленьких созданий не пела в унисон, каждое выводило свою ноту, но впечатление от множества воркующих и щебечущих голосов было потрясающее. Они сливались в хор с неземным и странно приятным звучанием.

Я посмотрел на Ларсона, Флетчер и остальных. В их глазах светился восторг. Как и я, все были околдованы.

– Стадо! – воскликнул я.

– Я чувствую! – отозвалась Флетчер.

– Они поют для червей!

Это было прекрасно. Может быть, я снова ошибался. Может, это – ловушка?..

Проклятье! Больше я не желал ни о чем думать. Боже, как хочется верить этим существам!

Кроликособаки начали кружиться, подпрыгивая. При этом они скулили, щебетали, бормотали, пели. Песня ширилась, захватывая и вовлекая всех на своем пути, кружилась волчком, как хохохущая слоноподобная балерина среди пьяных клоунов в невероятной буффонаде.

Я закрутился в центре водоворота звуков, чтобы слиться с другими, кружился, словно был кроликособа-кой. Остальные тоже кружились. Движение увлекало и распространялось все шире и шире. Другие обезьяны, другие кроликособаки с восторгом и улыбками кружились вокруг меня. Звук стал ниже – в хор вступили обезьяны. Теперь кружились все. Мое вращение было отражением вращения всех, вращение всех было отражением моего. Именно этого пыталось достичь стадо.

Маленькая частица Бога. Мы были колесиками и рычажками. Мандала Всевышнего.

Я присоединился к хору – так же как в стаде. Голос был ниже, чем я мог вообразить. Он резонировал в теле. Обезьяны улыбнулись, когда он пронизал круг, и присоединились к нему. Это была песнь обезьян, песнь кроли-кособак, песнь червей. Песнь Бога. Песнь всех сразу. Кроликособаки смеялись. И пели. Звук завораживал, опьянял – словно мириады душ тянули на одной ноте: ооооммммммм…

Мы кружились. Отдельные тела прибивало ко мне и уносило вдаль. Никакого порядка в движении не было, но во всем царила гармония единого организма. Чувство было такое, будто я погружаюсь в теплую пузырящуюся ванну.

Будто я дома.

Один из самых крупных червей медленно вплыл в круг. Я не мог сказать, тот ли это был червь, с которым мы общались, но похож. За ним последовали два больших хторра.

Я сказал:

– Пусть это идиотизм, пусть я противоречу себе, но я на самом деле начинаю проникаться… симпатией… к этим существам.

Надо разобраться. Я приблизился к гиганту.

Червь высоко воздел руки. Потянулся? Его пасть раскрылась прямо передо мной. Я опустился на колени и заглянул. Она была огромной. Темной. Изнутри исходил страшный смрад.

Но я улыбался. Я был первым человеком на планете, добровольно пожелавшим заглянуть червю в пасть. Меня распирала гордость…

И это спасло мне жизнь.

Я оглянулся на замаскированные вертушки и собрался ляпнуть очередную глупость, как вдруг раздался визг кро-ликособаки – и тут же оборвался.

Я повернулся и увидел… … кроликособаку в пасти червя. Он с хрустом пережевывал ее.

Я повернулся к своему червю. Он уже приготовился к атаке.

Я наставил на него палец и сказал:

– Нет!

Потом, не отдавая себе отчета, заорал:

– Это невежливо! Червь заколебался.

– Лечь! – крикнул я и показал пальцем вниз. – Ложись!

Червь опустился. Он выглядел растерянно.

Начав потихоньку пятиться, я вполголоса скомандовал:

– Приготовиться к бою!

Кинув взгляд через плечо, я увидел, как Барнс присел в «позе кошки». Остальные медленно пятились. Глаза Флетчер широко распахнулись; сейчас она сорвется сломя голову.