Дэвид Герролд - День проклятья

– Единственное, чем ты действительно владеешь в этом мире, – твое тело, – начала она. – Им ты можешь поделиться.

– Мне это никогда не приходило в голову, – сказал я.

– Тише, малыш, я не договорила. Ты ведь не ляжешь в постель с человеком, тело которого тебе не нравится?

Я кивнул.

– С другой стороны, и с тобой никто не ляжет в постель, если твое тело ему безразлично. Секс осязаем. Если тебе нравится тело, мой дорогой, он есть, не нравится-и секса нет.

– Да, мне нравится твое тело, – прошептал я и осторожно коснулся ее руки.

– А мне – твое, – улыбнулась она в ответ.

– Не может быть.

– Какой же ты балбес. Милый, но все же балбес. Не следует думать о себе плохо.

Разве ты не понимаешь, что это обижает того, кто собирается с тобой переспать?

Значит, ты презираешь его вкус и относишься к нему потребительски. Понимаешь?

Ты не получишь полного удовольствия от секса с кем бы то ни было до тех пор, пока не почувствуешь собственную красоту.

– Мою красоту?… – просипел я и откашлялся. – Я… всегда считал, что каждый человек должен быть… честным.

Лиз фыркнула.

– Честность – крайняя степень высокомерия и самомнения. Она помогает замкнуться в себе, а это разъединяет людей. Если ты прекрасен – а ты прекрасен, – поделись своей красотой. Разве люди вокруг тебя не прекрасны?

– Конечно. Но только я не прекрасен, как ты выразилась.

Она села и посмотрела на меня в упор.

– Кто сказал такую гадость? – Что?

– Я спрашиваю, кто сказал такую гадость? Поверь мне, ты просто потрясающий.

– Нет.

– Да.

– Мне неловко это слушать, – признался я. – Может, нам лучше заняться тем, для чего мы сюда пришли?..

– Нет, не лучше. До тех пор, пока ты не согласишься со мной. Я считаю тебя прекрасным.

Я отвел глаза. Лиз взяла меня за подбородок и повернула к себе:

– Значит, тебе можно считать меня красивой, а мне нельзя считать тебя потрясающим?

– Ноя не такой…

– Я. Тебе. Говорю. Ты, Потрясающий. – Ее тон делал дальнейший спор невозможным.

– Я слышу, – только и мог произнести я.

– Да ну? Правда слышишь? Соглашайся с этим, глупенький. Я не сплю с замухрышками. Я выбрала тебя. Ты никогда не задумывался: почему?

– Вероятно, у тебя плохо со зрением, – пошутил я. Она ударила меня по лицу.

Довольно сильно.

Когда я проморгался, то обнаружил, что Лиз лежит на мне и смотрит сверху вниз.

– А теперь послушай очень внимательно, – сказала она. – Никогда больше не поступай так!

– Как так?

– Не оскорбляй мой вкус. Я умею выбирать любовников. Ты настолько увлекся самоуничижением, что даже не заметил, как я унижаюсь перед тобой. Ну, согласен или нет?

Ее глаза были так близко, что казались бездной, в которую хотелось прыгнуть.

Я решил было сказать еше кое-что, но растерялся. Хотел попросить ее о помощи, но не думал, что она сможет помочь. Ее пальцы вцепились в мои плечи, ноги обвились вокруг моих ног. Я испытывал невероятное желание – и боялся.

Должно быть, Лиз поняла это по моим глазам.

– Что-нибудь не так, да?

– Я тебя недостоин, – сказал я.

– Конечно нет, – согласилась она. – Я отдаюсь не за деньги. – Она вдруг замолчала и внимательно посмотрела на меня. – Да ты не умеешь наслаждаться сексом, верно?

Я промолчал. Лиз права. Мне доводилось видеть, как смеются и играют другие пары, и я всегда удивлялся, как им это удается. Я же… словно прокаженный какой-то.

– Ладно, сдаюсь, – вздохнула Лиз. – Делай, как привык.

Неожиданно она перекатилась через меня и соскочила с кровати.

– Куда ты?

– Я сейчас.

Она вернулась с флагом – пятьдесят две звезды, тринадцать полос. Я вспомнил, что рядом находится небольшой конференц-зал.

Лиз забралась обратно в постель и начала устраиваться с преувеличенной тщательностью.

– Я предлагаю следующее, – заявила она с серьезной миной. – Я закрою лицо флагом, – она надела его на голову как платок, – а ты сделаешь это ради любви к своей стране.

– Что?

Она не отвечала. Я стянул флаг с ее лица. Лиз улыбалась мне.

– Я не знаю, что еще придумать, – сказала она и снова натянула флаг.

– Ты спятила!

– Ну и что? – Ее голос доносился из-под звезд и полос. – Разве ты не патриот? – Она сжала свои груди. – Представь себе, что это оплоты свободы!

– Лиз!

Она потрясла грудями.

– Это не смешно, – сказал я. Флаг мелко задрожал.

– Тогда почему я хохочу? – поинтересовалась она сдавленным от смеха голосом.

Я сдернул флаг. Лиз снова натянула его.