Бет Рэвис - Ярче солнца

Дверь открывается снова. Виктрия, тихонько всхлипывая, прячет лицо. Я вскакиваю.

Он стоит в дверях и оглядывает зал. Потом смотрит на меня.

И улыбается. Медленно.

Похотливо.

Дверь заперта. Я сам ее запер.

После… после всего, что случилось…

После того, как я заморозил Ориона,

Эми узнала правду,

Старейшина умер, и

Я смотрел, как он умирает…

Я смотрел, как он умирает.

Когда все кончилось, я кое-как дотащился до уровня хранителей. Пустого, мертвого уровня хранителей. Вломился в комнату Старейшины, нашел его заначку и два дня пил не просыхая. Потом еще два дня меня тошнило, а потом я снова запер дверь — одну из немногих, на которых стояли настоящие замки.

И поставил перед ней стол.

Сейчас я отшвыриваю его с дороги с такой силой, что он переворачивается и грохается на пол.

Раньше уровень хранителей казался мне слишком большим — в нем довольно места, чтобы все обитатели корабля разом могли стоять тут, выслушивая вранье, и восторженно пялиться на потолок, где горят лампочки фальшивых звезд.

Когда тут жили мы со Старейшиной, ощущение было такое, что места полно — и все оно заполнено пустотой и молчанием. А теперь, когда я остался тут один, уровень хранителей кажется кошмарно маленьким.

Пищит вай-ком. Поднимаю палец и выключаю его.

И, не давая себе времени одуматься, уйти и решить, что зайду попозже…

…я отпираю дверь Старейшины.

Меня приветствуют танцующие на свету частички пыли. Глубоко вдыхаю, ожидая почувствовать мускусный запах мыла, но в комнате пахнет плесенью. Ноги прилипают к полу. У двери в липкой высохшей луже лежит разлитая бутылка алкоголя. Это знак моего пребывания в комнате Старейшины.

Вокруг грязь и бардак, но это уже сам Старейшина оставил. Постель не заправлена, одеяла сбились в кучу в ногах. Из-под кровати выглядывает ком мятой одежды. Грязная тарелка с крошками все так же лежит опасно близко к краю прикроватной тумбочки.

Чувствую себя так, словно вторгаюсь, нарушаю границы личного пространства Старейшины, но тут же напоминаю себе, что формально я теперь Старейшина и прав на эту комнату у меня больше, чем у мертвеца.

На столе лежит разобранная модель двигателя. Поднимаю крошечную активную зону ядерного реактора и осторожно вытираю пыль с поверхности. Первый раз я увидел эту проклятую штуковину, когда Старейшина ее от меня прятал. Взвешиваю модель в руке. Он знал, что что-то не так, уже тогда знал. Если бы он просто с самого начала сказал мне правду, может, мы могли бы работать над проблемой вместе. Если бы все просто перестали врать, космос бы их побрал, мы бы уже, наверное, добрались до Центавра-Земли!

Швыряю модель двигателя через всю комнату. Он падает на кровать Старейшины, рассыпаясь кусочками по подушке, которая еще хранит отпечаток его головы.

Гадство.

Тру лицо ладонями.

Вот ведь гадство.

Из-за взлома, и этой надписи, и готовности Марай помочь мне с полицией у меня из головы вылетела самая страшная правда.

Мы никуда не летим.

Остановились.

Глядя на обломки двигателя на постели Старейшины, я кое-что осознаю. Я не собираюсь рассказывать остальным на корабле. Не собираюсь. Никогда не думал, что запутаюсь в той паутине лжи, которой Старейшина оплел «Годспид»…

Я не могу сказать им. Не могу сказать, что мы не просто летим слишком медленно. Что мы вовсе остановились. Им только прекратили давать фидус — и уже в пленочную сеть просачиваются призывы к революции. Если я скажу им, что мы никуда не летим, они просто разорвут корабль, прогрызут металлические стены зубами и отправятся в черную пасть космоса.

Так же, как Харли.

Запускаю пальцы в волосы, путаясь в колтунах. Что я здесь делаю? Старейшина, может, и подозревал, что мы остановились, но вряд ли он прятал тайный план починки двигателя у себя в спальне.

На столе мелькает пленка. Яркие белые буквы гаснут. Пленка пищит и перезагружается. Еще немного, и загорается привычный экран запуска. Не знаю, что там сделали Марай и главные корабельщики, но это сработало, и сообщение хакера исчезло с экрана.

Вай-ком снова пищит.

Тянусь к уху, чтобы ответить, но тут замечаю кое-что… еще одну дверь. Сбрасываю вызов и, перешагнув через кучу одежды, иду к двери. Откуда она здесь? Дверь в ванную — это понятно, но второй я никогда не замечал — я и заходил-то в комнату Старейшины всего дважды, и оба раза был слишком занят поисками: в первый раз искал модель двигателя, во второй — алкоголь.