Бет Рэвис - Ярче солнца

Он снова качает головой.

ОРИОН: К тому же подумай. Подумай об оружии.

Он наклоняется вперед, ближе к камере. Мы все вчетвером тоже наклоняемся к нему.

ОРИОН: Ты думаешь, замороженные в криокамерах люди сами будут его использовать? Нет, какое там. Для этого у них есть мы.

Он встает, подходит к окну, с минуту смотрит в него, потом возвращается.

ОРИОН: Посмотри.

Наклонив камеру, он показывает нам десять пустых кругов на полу. Мы все, как один, поднимаем головы и смотрим на дальнюю стену. Там в Полу — десять углублений.

ОРИОН: Здесь были зонды. Каждый следующий Старейшина посылал по одному из тех, что остались после первого. И все они вернулись с данными, говорящими, что мы не сможем выжить на Центавра-Земле без боя. Боя, который мы, скорее всего, проиграем. Боя, в который нас отправят замороженные.

— Тогда он и решил их убить, — говорит Эми. — Уже после того, как я проснулась. Вот почему он их отключал. Ты уже подобрался к правде, хоть сам этого не понимал, а он боялся того, что они сделают, когда их разморозят.

Смотрю ей в глаза.

— Он так нам и сказал. Так и сказал, с самого начала. Он не врал.

Эми хмурится.

— Не совсем. Мне плевать, что он там думает, мой отец не стал бы…

— Ш-ш-ш! — Барти бросает на нас возмущенный взгляд.

ОРИОН: Пару поколений назад у нас кончились зонды. Не знаю, сколько еще выдержат двигатели, сколько мы сможем тут оставаться. Это — аварийный план.

Он разводит руки и показывает на комнату вокруг себя.

ОРИОН: Если двигатели выйдут из строя, если забарахлит система жизнеобеспечения, если «Годспид» не может больше нас защищать, тогда и только тогда — нам придется покинуть корабль.

Глаза его смотрят куда-то поверх камеры, в пространство.

ОРИОН: Эми, я с самого начала понял, что правда для тебя важнее всего. Когда мы впервые встретились, ты сидела у стены и плакала, помнишь? Я сказал тебе, что все будет хорошо, но я видел, что тебе будет мало одних обещаний. Ты хотела правды, даже если эта правда — горькая.

Украдкой смотрю на Эми — она сейчас еще бледнее, чем обычно.

ОРИОН: Ну что ж, вот она — правда. Что с ней делать — выбирай сама. Я не знаю, какое решение верное. Старейшина считал, что я знаю слишком много. Он боялся моего решения — я сам боялся. До сих пор боюсь. Остаешься ты. Теперь ты знаешь правду, Эми, и ты должна сделать выбор.

Орион тяжело вздыхает. Эми не дышит вовсе.

ОРИОН: Настолько ли плоха ситуация на корабле, чтобы добровольно выйти к чудовищам, которые ждут на планете? Стоит ли рисковать своей жизнью и жизнями всех на борту? Если да, начинайте посадку. Если придется, используйте шаттл. Но. Но, если «Годспид» по-прежнему может быть вам домом, если можно остаться на борту… не Рискуйте.

Эми делает долгий, дрожащий выдох. Словно услышав ее, Орион опускает взгляд. Кусая губы, она впитывает в себя его последние слова.

ОРИОН: Это — крайняя мера.

Снова черный экран.

Выпускаю пленку из рук и смотрю, как она планирует на пол.

— То есть, — медленно спрашивает Виктрия, — нам можно остаться на корабле? Навсегда? — Ее взгляд перебегает на планету за окном.

— Нет, — качаю головой. — Нет.

— Единственная пострадавшая часть корабля — это мостик. Мы могли бы остаться… здесь… — Старший затихает под моим сверлящим взглядом.

— Из-за чудовищ? Вы боитесь того, что живет там, на планете? — Я закатываю глаза. — Слушайте, видела я эту оружейную. Можно даже не волноваться. А капитан ваш — он просто перекусил. Или не хотел терять власть. Да вы только посмотрите — придумал себе, что все будет ужасно, скрыл все данные о планете и назначил себя королем корабля. Да он не просто трусом был, а еще и с манией величия! Ему дела не было ни до посадки ни до свободы, лишь бы власть оставалась в его руках. И ему удалось каждого на корабле убедить в своей правоте — даже вас! — К концу этой тирады я сама себя так накрутила, что дышу с трудом. — Я сойду с этого чертова корабля. Мне плевать, если, когда я открою дверь, меня сожрет монстр из-под кровати — главное, хоть на секунду отсюда выберусь!

— Нет! — рявкает Старший. — Извини, но нет. Это смешно. Мне все равно, что тебе не терпится. На это стоит потратить время. Стоит убедиться, что мы не умрем в ту же минуту, как высунем нос из шаттла!

Он перестает кричать, и комнату наполняет звенящая тишина. Лицо у меня горит: я буквально слышу, как остальные мысленно повторяют слова Старшего. Барти смотрит него с каким-то напряженным, яростным изумлением. Я и правда веду себя как испорченный ребенок в истерике.