Фрэнк Герберт: Ящик Пандоры

– Но солнца замедлили свой великий бег, и остыли моря. Немногие соединенные остались соединены. Аваата знает, ибо это было так, но первым словом Авааты было «скала».

– Скала, скала… – на разные лады откликнулись его спутники.

– Нет роста в пути, – пел Териекс. – Прежде первой скалы Аваата была утомлена, Аваата была многосложна, Аваата знала лишь море.

– Мы должны найти море Авааты…

– Но взяться за скалу, – продолжал Териекс, – свернуться вокруг нее и замереть в покое – значит обрести новую жизнь и новые мечты, не тронутые томительным буйством приливов. Из листа произошла лоза, и в прибежище скал родился дар моря – сила разрядов и полученный ею газ.

Урод запрокинул голову, глядя в металлически-сизое небо, и несколько шагов сделал молча.

– Сила разряда, касанье касаний! В тот день Аваата смирила молнии и долгими веками в молчании трепетала, испуганная, на груди скал. А потом в страшной ночи сверкнула первая искра: «Скала!»

– Скала! – снова откликнулась толпа. – Скала! Скала!

– И сила разряда! – повторил Териекс. – Аваата познала скалу прежде, чем осознать самое себя, но вторая искра прозвучала «Я!». И третья, величайшая из всех: «Я! Не скала!»

– Не скала, не скала… – откликнулись остальные эхом.

– Исток вечно с нами, – говорил Териекс, – как и с теми, кто не мы. Он – в осознании того, что есть мы. Только через другого ты познаешь себя. Там, где ты один, нет ничего. Пустота не отражает тебя, не дает опоры. Но у Авааты была скала, и скала дала ей опору, и появилось Я. Так малое становится беспредельным. Пока ты один, ты ничто. Но мы едины в бесконечности истока, откуда родится все сущее. Пусть скала Авааты укрепит вас в море жизни!

Териекс замолк, и отряд некоторое время ковылял по пустыне в молчании. Слабый ветерок принес острый кислый запах, и чей-то чувствительный нос уловил его.

– Чую, – разнеслось над головами, – чую нервоедов…

Всех передернуло, и уродцы заковыляли поспешней. Те, что шли в стороне, озирались все опасливей.

Дорогу прокладывал покрытый темной шерстью рослый урод. Короткие толстые ноги заканчивались круглыми подушками, тощие руки шевелились по-змеиному гибко. На руках было всего по два пальца, гибких, сильных и ловких, будто предназначенных, чтобы проникать в некие неведомые щели. Огромные мохнатые уши трепетали и шевелились, поворачиваясь, как антенны, на каждый шорох. Лицо было совершенно человеческим, если бы не плоский нос и редкий черный пушок, равномерно покрывавший его. Голубые глаза навыкате бесстрастно смотрели на мир из-под тяжелых век.

Равнина была пустынна, и только отдельные глыбы черного камня и жестколистные кусты, медленно поворачивавшиеся под лучами кирпично-красного солнца, нарушали ее монотонность до самых утесов, возвышавшихся в десятке километров впереди.

Уши мохнатого путника внезапно прянули тревожно, наводясь на лежащий прямо на пути отряда скальный выступ.

И внезапно над равниной пронесся визгливый вопль. Отряд замер в тревожном ожидании, как единое существо. Чтобы слышаться так далеко, крик должен был быть пугающе громок.

– У нас нет оружия! – воскликнул кто-то почти истерически.

– Скалы, – промолвил Териекс, обводя рукой торчавшие из земли тут и там черные камни.

– Велики, – пожаловался другой, – не бросить.

– Скалы Авааты, – проговорил Териекс тем же напевным голосом, каким пересказывал историю Авааты.

– Кустов берегитесь, – предупредил третий без особой нужды – все знали, что к здешним растениям лучше не подходить. Большая часть их была ядовита, и почти все способны рассекать мягкую человечью плоть. От нанесенных ими ран уже погибли трое.

Снова воздух разорвал дикий визг.

– Скалы, – повторил Териекс.

Отряд медленно рассыпался. Уроды расходились – поодиночке и по двое-трое, чтобы прижаться лицом к черным скалам и застыть, сжимая в объятиях камень.

– Вижу их, – объявил Териекс. – Рвачи-капуцины.

Все обернулись туда, куда указал его палец.

– Скала, сон жизни, – проговорил Териекс, глядя вдаль, на мчащихся по равнине девять черных тварей. – Держаться за скалу, свиться вкруг нее и замереть.

Да, то были рвачи-капуцины. Многочисленные ножки чудовищ двигались с невообразимой быстротой, лязгали клыки под скрывающими пасти капюшонами голой кожи.

– Надо нам было попытать счастья в Редуте, как остальным! – завыл кто-то.

– Будь ты проклят, Хесус Льюис! Будь проклят!

И больше ни слова не прозвучало над равниной. Подняв капюшоны, неуследимо-споро ринулись рвачи на потерянно разбредшихся уродов. Клыки рвали плоть, терзали мясо безжалостные когти. Чудовища двигались настолько быстро, что у их жертв не оставалось ни шанса. Одни пытались бежать, и их настигали на голой равнине. Другие пробовали затаиться, затеряться среди скал, но бесы, разбившись на пары, ловко загоняли их на погибель. Все было кончено в течение минуты, и рвачи приступили к трапезе. Из-под камней выползали мерзкие твари, чтобы присоединиться к пиршеству, и даже соседние кусты пили корнями впитавшийся в землю красный сок.