Фрэнк Герберт - Ящик Пандоры

Избитый ускорил шаг и приблизился к плакальщицам почти вплотную. Хали поняла, что он едва стоит. Одна из женщин проскользнула через оцепление и серой тряпицей утерла кровь с лица раненого. Тот мучительно раскашлялся, держась за левый бок и морщась.

В Хали проснулся медик. Этот человек тяжело ранен – по меньшей мере перелом нескольких ребер, возможно, пневмоторакс. В уголке его губ показалась кровь. Ей захотелось подбежать к нему, облегчить его страдания…

«Не вмешивайся!»

Присутствие Корабля осязаемой стеной встало между нею и раненым.

«Спокойно, Экель».

Корабль вошел в ее мысли.

Хали стиснула кулаки, хватая воздух ртом. До нее долетел запах толпы. Ничего омерзительнее она не ощущала в жизни. Воздух пропитывала грязь и гниль. Как могут эти люди переносить такую вонь?

И в этот миг раненый заговорил. Плакальщицы, к которым он обратился, мгновенно смолкли.

– Не по мне плачьте, но по детям вашим, – отчетливо услышала Хали.

Сколько же участия было в этом негромком голосе!

Один из солдат ткнул раненого в спину тупым концом копья, понуждая его возобновить нелегкий путь к вершине. Они приближались. Смуглокожий по-прежнему волок бревно.

Что здесь творится?

Раненый вновь обернулся к заведшим свое плакальщицам. Голос его был силен – куда сильнее, чем ожидала Хали.

– Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?

Отвернувшись от них, путник устремил взгляд на Хали. Он все еще держался за бок, и на губах его выступила розовая пена – верный признак пневмоторакса.

«Корабль! Что они делают с ним?»

«Наблюдай».

– Ты пришла издалека, – произнес раненый, – чтобы засвидетельствовать сие.

«Он говорит с тобой, Экель. – Голос Корабля не позволил ей впасть в оцепенение. – Можешь ответить».

Поднятая толпой пыль забивала горло. Хали подавилась словами, прежде чем выдавить:

– От… откуда ты знаешь, что я издалека?

Голос ее был голосом дряхлой старухи.

– От меня ты ничего не скроешь, – ответил раненый.

Один из солдат с хохотом ткнул копьем в ее сторону – так, в шутку.

– Иди-ка ты подобру-поздорову, старая. Может, ты издалека пришла, а я тебя еще дальше пошлю.

Товарищи его покатились со смеху.

«Никто не тронет старуху», – вспомнила Хали уверения Корабля.

– Пусть знают, – крикнул ей раненый, – свершилось!

А потом ее захлестнули гневные крики толпы и окутали клубы вонючей пыли. Хали едва не задохнулась, покуда люди проходили мимо, горло у нее перехватило. Когда кашель отпустил, она повернулась и невольно вскрикнула. На вершине холма, там, куда стремилась толпа, на двух столбах с поперечиной, вроде того, что тащили за раненым, висели люди.

Толпа расступилась на миг, и Хали снова увидала избитого путника.

– Если кто и поймет волю Божию, – крикнул он ей в тот краткий миг, – так это ты!

Толпа вновь скрыла его.

«Волю Божию?»

Чья-то рука коснулась ее плеча, и Хали испуганно шарахнулась. Рядом с ней стоял парень в буром балахоне. Изо рта у него воняло дерьмом.

– Он сказал, что ты явилась издалека, матушка, – проныл он елейным голоском. – Ты знаешь его?

Хали хватило одного взгляда в глаза вонючему, чтобы испугаться за судьбу хрупкого старческого тела, вмещавшего ее рассудок. Это был опасный человек… очень опасный. У него были глаза Оукса. Он обладал силой творить зло.

– Ответь-ка мне, – пропел он, и голос его сочился ядом.