Фрэнк Герберт - Ящик Пандоры

«Моя каюта – всего лишь проявление того же эффекта в большем масштабе».

И внутренний мир оставался последним форпостом уединения, единственным местом, где можно было остановиться и выдавить каплю смысла из безумия вселенной.

Только капеллан-психиатр был выше этого психоза. Даже затронутый им, он сохранял способность анализировать. Подчас Оуксу казалось, что люди вокруг него пишут свои потаенные мысли на лицах.

«А что этот Раджа Томас? Еще один кэп. И он вглядывался в меня… как я порой вглядываюсь в лица других».

Оуксу пришло в голову, что он стал беспечен. Со дня смерти Кингстона он привык к мысли, что уж его-то никто не сможет раскусить, что он одинок в своем умении распластать психику любого корабельника. Такое оружие нельзя давать в руки сопернику – вот еще одна причина, чтобы убрать этого Томаса. Оукс только теперь сообразил, что прохаживается по каюте – к мандале, развернуться, обратно к комконсоли и снова к мандале… Его осенило у самого пульта. Протянув руку, он набрал код, выводивший в фокус голопроекции изображение камер в аграриуме Д-9, что на самом отшибе.

Оукс вгляделся в лилово-синее сияние ламп, под которыми гнули спины рабочие в своем замкнутом мирке.

Да… если независимость от корабля вообще возможна, то путь к ней лежит через пищу, через урожай. Аксолотль-баки, лаборатории клонирования, сам биокомпьютер – все это лишь сложные игрушки для сытых, одетых, пригретых.

«Сначала накорми людей, а потом требуй от них добродетели».

Так сказал старческий голос в одной из учебных записей. Мудрые слова и очень практичные. Слова того, кто умеет жить.

Оукс не сводил взгляда с рабочих. Те ухаживали за своими посадками с полнейшим самозабвением. Труд был для них во всех смыслах слова заботой, к ней следовало относиться с почтением, равное которому Оукс видывал только среди старших корабельников во время богоТворений.

Эти сельхозрабочие богоТворили.

«Боготворили!»

Оукс хихикнул, позабавленный этой мыслью. Свести творение Бога к окучиванию посадок! Что за зрелище, наверное, представляют они в глазах Бога! Толпа нищих духом. Что за Бог держит своих приспешников в духовной нищете ради того, чтобы слышать их мольбы? Оукс мог понять насилие ради власти, но это? Это нечто иное.

«Кто-то должен быть боссом, а остальным полезно напоминать об этом время от времени. Как иначе можно организовать работу?»

Нет… он понял смысл этой вести. Программы корабля начинали сдавать. Все проблемы ложатся на плечи кэпа.

«Посмотрите только на этих трудяг!»

У них ведь нет времени решать даже каким будет их собственное будущее. Когда? После работы? Когда усталое тело вгоняет разум в сонное забытье и вдумчивое решение ради всеобщего блага принять никак невозможно?

«Всеобщее благо – это моя работа».

Он освобождает этих несчастных от муки принимать решения, требующие непосильного напряжения сил, памяти, ума. А взамен кэп дает им дар более сладостный – безделье, растворение в безмысленном покое.

«Растворение…. рас-творение…»

Ассоциация потревожила мысли. Рас-творение… творение заново, творение всего, ради чего они живы… творение, где они живы…

Глядя на копошение рабочих в голопроекции, Оукс ощутил себя дирижером нескончаемого музыкального произведения и подумал, как бы не забыть на следующем общем собрании ввернуть это сравнение в речь.

«Дирижер… симфонии».

Мысль ему понравилась. Плодотворная мысль. Интересно, а у корабля такие бывают? Внезапно он ощутил глубинное сродство со своим металлическим врагом.

«Что мы за плод, что требуем такого почтения и заботы? Что за манна? Может ли корабль…»

Раздумья его прервало шипение раскупоренных герметиков.

«Кто осмелился?..»

Грохнула о раму крышка, и в каюту влетел Льюис, торопливо затворяя люк за собой. Он тяжело дышал. Оукс заметил, что вместо обычной подчеркнуто скромной бурой рабочей формы его помощник натянул новенький отглаженный зеленый комбинезон.

– Льюис!

В первый миг Оукс обрадовался, увидав этого человека… но когда Льюис повернулся к нему, это чувство мгновенно сменилось страхом. Все старания медиков не могли скрыть полностью многочисленные ссадины и синяки на его лице… и он хромал.