Елена Клещенко - Эликсир от бессмертия

— Или две деревни закопать к чертовой маме, — мрачно добавил Вит.

— А вот этого я сам не понимаю. И сейчас, после твоего рассказа, — не понимаю. Скопом они в вашу сторону двинулись, что ли? Это бывает, когда их Дикие приманивают. Надо было пометить...

— Бывает, — протянул Вит. — Одни лечат, другие проклинают. Можно спросить?

— Спрашивай.

— Почему вы решили новые котлы делать, а не уничтожать те, которые остались?

— Что-что? — Ник поднял брови.

— Известно что! Кучу хвороста на эти ваши листья, Слово Огня — и больше не будут они никуда ползти. Ни проклятых не будет, ни Диких Хозяев.

— Ни просто Хозяев, — закончил Ник. — Будем жить честным трудом, землю пахать. Только, если уж кто заболеет или ногу кому раздавит, лечиться придется у бабок.

— Яне ногу раздавили Дикие, это их был капкан, — пробурчал Вит. Мысль о том, что он так и не станет Хозяином, показалась ему нестерпимой. Веселый ужин под яблоневой кроной, огоньки в ветвях — только представить, что это больше не повторится, все будет как у людей, пашня да хлев, щи да квас... Но ведь не будет и проклятых, все будут жить до семидесяти. И Диких Хозяев можно будет повыловить, и в Лес ходить не бояться. А Яна ненавидит своего отца за то, что случилось с ее мамой, как еще знать, что она скажет, если Вит согласится пойти к Нику в ученики? Но ведь она и так знала, что я ученик Хозяина, и все равно поцеловала меня? Или она нарочно, чтобы Ника отвадить, если он вдруг...

— Люди ломают ноги не только в капканах Диких, — без выражения ответил Ник. — И еще люди болеют разными болезнями, которые можно бы лечить — будь у нас побольше демонов и побольше знаний. К сожалению, этого никто не понимает, даже из наших. Или не хочет понять. Не в обиду будь сказано, и Айген твой... Зачем возиться с этим демонским во всех смыслах котлом? — все равно не разберешься, хоть сто лет думай. Проще и полезней заучить с полсотни команд и бродить по градам и весям в качестве Хозяина. Демонов на наш век хватит, даже если все котлы остановятся сегодня, — живут они долго, паршивцы маленькие, не вечно, но долго. Еще лет пятьдесят, а то и дольше мир останется волшебным, хотя бы местами. А слово-то какое — Хозяин! Кого от гнойной горячки вылечить, кому перелом срастить, кому лес свести или половодье остановить... Девки виртуальные, опять же — реальные с их братом не живут, боятся, и правильно делают, ну так эти еще слаще...

Ник говорил раздраженно, почти кричал. Куда подевались его усмешечка, спокойствие вселенского Хозяина. И слова стал говорить вовсе непонятные. Вит не понял, какие именно девки, но, в общем, догадаться было нехитро.

— Ну и что такого? — спросил он с вызовом. — Не всем же в хоромах жить. Воду с полей убирать кто-то должен. И больных лечить.

— Да должен, должен. Только воду с полей они убирают иной раз вместе с полями, да еще и пещеры подземные почему-то открываются. А лечат не от тех хворей, от которых человек умирает.

— У Айгена так не бывало.

— Значит, ему везло.

— Вы сами сказали, что лекарь он был хороший!

— Я и хотел сказать, что ему везло, — ответил Ник. — Собственно, и не надеялся...

Он не договорил, на что не надеялся.

Однажды батюшка Олег, беседуя с Витом (небось, по дядькиному наущению), спросил: что ты будешь делать, если исчезнут Хозяйские Леса и Слова потеряют силу? Вит тогда разозлился: что толку рассуждать о всяких ужасах, которые не случатся, пока стоит мир? А что я буду делать, если солнце погаснет и земля провалится?

Уничтожить котлы, наверное, можно, коли многие из них и сами сломались. А вот новых сделать не получится. И разве это не трусость — уничтожать их? Трусость. И подлость. Вроде того топорика, что метнули Айгену в лоб.

А кроме того — он, Вит с Южного Холма, совершенно не любил пахать землю, сажать и копать картошку.

— Стало быть, они питаются от солнца, — сказал он. — Ага. Ну а делаются они из чего? Демоны — на чем они растут там, в котле? Это-то вы знаете? Если бы из земли, замок давно провалился бы...

Ник еле заметно улыбнулся. По крайней мере, глаза сощурились и усы с бородой зашевелились. Но голос его был серьезным и усталым.

— Иди все-таки поешь, Хозяин. И рожу умой.

— Мне, батюшка, — оксамиту на платье. Цвету смарагдового. И соболей на оторочку.

— А мне — венец новый. Не из самых дорогих, а сколь не жалко будет... но только чтоб с камнями. И зарукавья.

— А Марье — ягод лукошко, авось вередами пойдет, — тем же смиренным голоском добавила старшая. Поклонилась отцу, поплыла к двери. Середняя, сладко улыбаясь, — за ней.