- И мой, пожалуйста! - попросил немногословный сосед. - Пожалуйста! Вы не курите? - Нет. Но вы курите! Я привык к курящим. Перед ними слабо засветился экран. - Не возражаете? - спросил сосед и, получив согласие, включил телевизор и затих. Морозов откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил. Покосившись на соседа, вынул одну ногу из опять похудевшего сапога и перебросил через колено. Незаметно пошевелил пальцами босой ступни. Как привидения из темных углов памяти в голову полезли мысли, закопошились воспоминания. Началось это пятнадцать лет назад. Давно уже. В те годы Борис Алексеевич был опустившимся человеком, нигде подолгу не работал, а периодами вообще "не числился", пил, вел замкнутый образ жизни. Милиция Петроградского района города Ленинграда, где он проживал, вела с ним и его товарищами борьбу, в которой за ней (милицией) числились отдельные достижения, но полной победы она отпраздновать не смогла. Компания, к которой принадлежал Морозов, кон- центрировалась вокруг торговой точки, официально именуемой "Водка", а неофициально "Гробы", так как торговая эта единица возникла на месте бывшего магазина гробов. Последнее обстоятельство иногда увязывалось с образом препровождения времени постоянных клиентов магазина. В те годы внешний вид Борис Алексеевич имел отнюдь не щеголеватый, как сейчас, а, напротив, несколько потертый, хотя и опрятный. Три сезона он ходил в бывшем драповом пальто, подаренном ему сердобольной заведующей пунктом сбора утильсырья и макулатуры, а летом - в костюме, когда- то, по-видимому, серого цвета, и неизменной коричневой с синим ковбойке, которую он регулярно стирал. Только ботинки, недорогие, но крепкие, были всегда хорошо начищены - сказывалась прошлая служба в армии. И лицо Морозова поражало в те годы невыразительностью и пустотой. Неопрятные волосы пшеничного цвета, мутноватые серые глаза, вечные мешочки под глазами, усы, совершенно скрывавшие верхнюю губу и залезающие в рот, и дурно выбритые щеки и подбородок для опытного наблюдателя полностью характеризовали этого человека. Борис Алексеевич был одинок, тогда одинок, но жил по недосмотру ЖЭКа в маленькой двухкомнатной квартире, пустоватой и не очень замусоренной откуда мусор у стойкого холостяка? Только по углам квартиры сменным караулом стояли полдесятка несданных винных бутылок, да валялись окурки и смятые пачки из-под сигарет. Посуда, почти всегда грязная, потому что мылась перед редкой готовкой и едой, обычно вся стояла в раковине, на кухне же приткнулся ветхий стол и два расшатанных стула, подобранные на помойке. Остальная мебель давно отсутствовала, люстру заменила старая газета, почерневшая в месте соприкосновения с лампочкой, буфет и шкаф тоже были проданы за полной ненадобностью. Убирали в квартире от случая к случаю сердобольные соседки по площадке в благодарность за мелкие услуги с его стороны. Он чинил им проводку и электроприборы, вешал карнизы, подклеивал мебель, вставлял стекла и замазывал рамы; руки у него были золотые. После выполнения работы его кормили, давали рюмочку водки и совали трешку или рубль, судя по работе. Впрочем, уборку его квартиры женщины затевали, когда возникала необходимость выдать замуж неизвестно откуда появившуюся "немолодую, хорошую женщину". По мнению соседок, таким образом можно было из двух несчастных людей создать одну счастливую семью. В тот памятный вечер квартиру убирала Варвара Николаевна, старуха суровая на вид, энергичная и бодрая. Воспитания она была старорежимного и к питью водки мужчинами относилась спокойно, да и сама была не прочь выпить рюмочку-другую. - Почему бы тебе не завести ребенка? - спросила в тот вечер Варвара Николаевна, с грохотом двигая немногочисленную морозовскую мебель. Может, и пить бы бросил, и на приличную работу устроился? Борис Алексеевич, предпринявший вчера свои меры против начинающегося гриппа, в ответ со стоном вздохнул. Меры свое действие оказали, но теперь он не мог оторваться от койки, мучимый похмельем. - Живешь, прости на грубом слове, как собака! - про- должала она, ведя одновременно бой с грязью и одиночеством. - Ни поговорить вечером, ни поделиться... И заботиться тебе не о ком... никаких забот... тоже плохо!.. Сопьешься здесь! - Что вы говорите, Варвара Николаевна? - жалобно сказал Борис Алексеевич. - Ну, кто даст ребенка мне в мою берлогу? Да что там говорить! - И он безнадежно махнул рукой. - Рюмочку бы сейчас! - Конечно, нормального ребенка тебе никто не даст, - соседка остановилась, оперлась на швабру.
Читать дальше
