- Вышате Остромирову, - сказал отрок и увидел, как сник молодой князь. Ростислав с сожалением вздохнул:
- Говорил он мне про эту девку. По сердцу пришлась. Попробую попросить для тебя. Да навряд ли отдаст. А выкрасть не могу. Вышата - друг мой...
И развел руками.
Такое искреннее сожаление звучало в голосе Ростислава Владимировича, что Изяславу стало немножко легче от его сочувствия.
- Прости, княже, - сказал он. - Спасибо на добром слове.
И ответил на безмолвный вопрос Ростислава:
- А ничего иного мне не нужно.
- Ты погоди горевать. Поговорить все же попробую, - молвил Ростислав.
- Сегодня наша дружина обратно в Киев отплывает с новгородскими купцами, - напомнил отрок.
- Скажу посаднику, чтобы тебя оставили в Новгороде.
- И Турволода, друга моего... - попросил Изяслав.
- Ладно, - кивнул Ростислав. - Через две недели другая ватага купцов в Киев собирается. С ней и пойдете.
3
- Ну что ж, оставайся в Новгороде, - сказал боярин Жарислав и внимательно поглядел на отрока. - А уж матери твоей я привет передам, не волнуйся.
И так он это сказал, что недоброе предчувствие сжало сердце отрока. Понял он, что боярин давно узнал его. А почему виду не подал - неизвестно. Может, задумал недоброе?
Он волновался бы еще больше, если бы знал, что один только вид сына бывшей челядинки приводил боярина в ярость. Она возрастала в той мере, в какой боярин должен был ее сдерживать. Ведь молодых Жариславичей князь сроду не осыпал милостями. Как и его родитель Ярослав, презирал за его ремесло - не подобает-де низкое занятие боярину. В голове Жарислава созревал новый замысел...
Изяслав-отрок, как было положено, проводил боярина до пристани, помахал на прощанье рукой. А когда шел обратно, тяжко вздыхал.
...На второй день Ростислав Владимирович сам разыскал отрока, проговорил угрюмо:
- Виделся я с Вышатой. Не отдаст он тебе рабыню. А на меня обиду не держи. Великому князю передай: наказ его буду выполнять свято, живот за него положу без страха.
В этом отрок не сомневался. Радовало его, что такого сыновца имеет князь, и что любит его, и что именно ему, Изяславу-отроку, выпал случай отвезти подарок Ростиславу.
- Счастливого тебе пути, отроче, - сказал Ростислав. - Услышишь обо мне. Захочешь - приезжай. Ближним боярином будешь, разделишь со мной и радость и горе.
- Пусть удача сопутствует тебе, - ответил Изяслав.
Молодой князь ушел, а отрок еще долго думал о нем, радовался, что есть на свете такие люди, как Изяслав Ярославич и племянник его Ростислав.
Минуло два дня. Изяслав никак не мог смириться с мыслью, что Селия для него потеряна навсегда. Однажды, проходя по огромному теремному двору, он услышал песню. Нежный голос выводил на незнакомом языке печальную мелодию. Воин остановился. Это голос Селии! Изяслав вглядывался в окна терема с разноцветными стеклами и слюдой. Там тоскует Селия. Если бы можно было вбежать к ней, обнять! Но стены и люди отделяют их друг от друга. Легче разломать стены, чем уговорить людей.
А Селия сидела на подушках в пышно убранной светелке. На ковре около нее лежало ненавистное зеркало, над головой висела золоченая клетка с попугаем. И сама Селия значила тут не больше заморской диковинной птицы, привезенной для забавы русоволосого холодного Вышаты. Рабыня покачивалась в лад мелодии и рассыпала, словно бисер, восточные слова:
Подобна ласточке моя печаль тревожная,
Подобна беркуту моя печаль тревожная,
Терзает душу мне печаль могучим беркутом,
Трепещет, прячется моя печаль, как ласточка...
Вспоминала Селия благоуханные дворцы Хорезм-шаха. Вспоминала, как темной ночью из степи нагрянули разбойники и похитили ее. Как стояла она на царьградском торжище, а жадные глаза и цепкие руки ощупывали ее. И когда нашелся человек, вступившийся за нее, красным цветком расцвела любовь в сердце Селии, всю нежность она отдала ему. А теперь в этом чужом дворце ее ждет смерть. Тут не найдется никого, кто бы вступился за нее перед ревнивицей, женой Вышаты - Марфутой. Селия прячет лицо в подушку. Ей стыдно признаться себе: Вышата ей нравится. Правда, он чужой, он холодный, он может легко и помиловать ее и казнить. Но он сильный господин, сильнее Изяслава.
Изяслав стоит у терема. Песня кончилась. Но в ушах словно еще звучит дорогой голос.
Здесь отрока и застал Турволод, почти силой потащил за собой. Слышались тяжелые удары городского била*. Призывные звуки распластали над толпой медные крылья, взбудоражили ее, завертели.
Читать дальше