Игорь Росоховатский: Повод для оптимизма

- Простите, не скажете ли, где дом акдайца Этуйаве?

- Скажу, скажу, - заверил меня хозяин, сверкая улыбкой, - но сначала вы хотя бы позавтракайте у меня.

Он смотрел на меня так, будто к нему пожаловал любимый брат, которого он не видел лет пятнадцать.

Я был наслышан о гостеприимстве местных поселенцев-мулатов, но то, с чем я столкнулся здесь, превосходило все ожидания. Жена и дети хозяина суетились вокруг меня, будто верноподданные около короля. Я обратил внимание на угол комнаты, задернутый плотной занавеской. Мне чудилось там какое-то движение, иногда казалось, что оттуда долетают слабые стоны и хрипы, но в это время, перекрывая все звуки, внизу, под домом, прозвучал истошный визг поросенка. Может быть, хозяин откармливал его к празднику, но сейчас прибыл гость - и все планы на будущее или соображения экономии отбрасывались без малейшего сожаления. А ведь мулат не мог рассчитывать на то, что я отплачу ему той же монетой, когда он приедет в город. В городе жители таких поселков почти не бывали.

Впрочем, подумал я, возможно, его гостеприимство объясняется просто тем, что он почуял во мне настоящего господина. С другой стороны, местные жители и не умели, и не желали планировать завтрашний день. Они хотели веселиться - и только. Мой приезд хозяин дома рассматривает как повод для пьянки и веселья.

Хозяин позвал старшего сына, и они вдвоем принялись свежевать и жарить на вертеле поросенка. Я спустился к ним. Все уговоры и объяснения, что мне нужно срочно идти к Этуйаве, не возымели действия.

- Я уже послал за Этуйаве, сейчас он придет, - улыбнулся хозяин. - А вы, господин, отдыхайте.

Я отметил, что ни он, ни его родные не позволяли себе никаких расспросов, предоставляя мне самому решать, что говорить, а о чем умолчать.

- У меня совсем нет времени, - взмолился я.

Хозяин понимающе посмотрел на меня - в здешних местах привыкли встречать и тех, кто не поладил с законом - и успокаивающе сказал:

- В моем доме гостю нечего опасаться.

Я знал, что это не пустые слова: если бы нагрянула погоня, хозяин без колебаний защитил бы меня.

По лестнице уже спускалась его жена, кланяясь и приглашая меня в дом.

Пришлось идти за ней, устраиваться поудобнее на почетном месте и, вежливо улыбаясь, вести "светский" разговор. Сквозь неплотно подогнанные доски пола было видно, как суетится хозяин. Несло запахом навоза и крови. Во время наводнений или ненастья они забирают скот в дом, и тогда здесь не продохнуть.

Тревога не оставляла меня ни на миг, я думал об одном: как бы выбраться отсюда. Мне показалось, что я слышу легкие шаги на лестнице. Рука автоматически потянулась к оружию.

Дверь открылась - вошел высокий, стройный акдаец. Его глаза смотрели дружелюбно и с достоинством. Он приветствовал меня, коснувшись правой ладонью груди. Вокруг шеи у акдайца висело ожерелье из деревянных палочек и зубов крокодила. Я понял, что это и есть мой будущий проводник, и протянул ему связку бус, которую хранил в потайном кармане, помня совет Густава. Но акдаец тотчас передал бусы хозяину дома.

- Этуйаве ждал тебя, его лодка готова, - сказал он мне. Акдаец был немногословен, как и положено вышколенному проводнику, привыкшему не задавать лишних вопросов.

Хозяйка уже накрыла на стол. Там появились жаренная поросятина и бутылки виски и джина. Хозяин тащил на стол все, что имелось в доме.

Сколько в здешних обычаях от истинной щедрости, а сколько - от желания пустить пыль в глаза, потешить свою гордость? - подумал я, поглядывая на невозмутимое лицо Этуйаве. Казалось, его не удивляло и не радовало такое обилие еды и выпивки.

- За здоровье дорогого гостя! Пусть будет счастлив его путь! восклицал хозяин, подымая стакан с джином.

Мне и Этуйаве он налил виски, а сам пил дешевый джин. Видно, не наскреб денег на лишнюю бутылку виски.

Из угла, задернутого занавеской, послышался стон. Хозяин метнул взгляд на жену, и та исчезла за занавеской, а он долил виски в мой стакан, придвинул ближе ко мне ножку поросенка, явно желая отвлечь от того, что делается в углу.

Тревога вспыхнула с новой силой. Разговаривая с хозяином, я весь превратился в слух. По занавеске мелькали тени, до нас доносились приглушенное бормотание, хрипы.

Этуйаве понял мое состояние. Он сказал:

- Маленький мальчик болен. Его сын. Гостя нельзя беспокоить. Но ты посмотри. Можно?

Он обернулся к хозяину, и тому не оставалось ничего другого, как кивнуть, разрешая. Этуйаве отдернул занавеску.