Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Он шел пешком около двух часов. Другие Прикосновения Разума не беспокоили его.

Этой ночью он спал в поле, а следующим утром, прошагав еще два часа, достиг Чики.

Чика для Шварца была всего лишь деревней по сравнению с Чикаго, городом, который он помнил, а движение здесь казалось вялым и механическим. Но все равно Прикосновения Разумов были здесь многочисленными. Они ошеломили и взволновали его.

Какое обилие умов! Вялых и безразличных, острых и интенсивных. Разумы одних людей походили на крошечные взрывы, у других в мозгу не было ничего, кроме, быть может, приятного воспоминания о недавно закончившемся завтраке.

Сначала Шварц отворачивался или отказывался от каждого мимолетного прикосновения, но примерно через час он перестал обращать на них внимание.

Теперь он слышал слова, даже если они и не были произнесены вслух. Он чувствовал в себе нечто новое и поймал себя на том, что невольно вслушивается в мысли встречных людей. То были шелестящие, как будто сверхъестественные, фразы.

Он обнаружил в себе способность проникать в здания, не заходя в них, и вбирать в себя мелькающие за стенами мысли.

У большого, с каменным фасадом дома он внезапно остановился и задумался. Они (кем бы «они» ни были) охотились за ним. Он убил преследователя, но ведь должен кто-то остаться, кому этот преследователь хотел позвонить. Лучше всего для него было бы не появляться в городе в течение нескольких дней, но как это сделать?

Он проник в здание, перед которым стоял. Внутри ощущалось смутное Прикосновение Разума, которое могло бы означать для него работу. Там искали рабочих-текстильщиков, а он когда-то был портным.

Он вошел внутрь. Никто не обратил на него внимания. Он тронул кого-то за плечо.

— С кем мне можно поговорить насчет работы?

— Вон в ту дверь! — Прикосновение Разума, достигшее его, было полно раздражения и презрения.

Он прошел в указанную дверь; и худой, с острым подбородком парень засыпал его градом вопросов, указав пальцем на классификационную машину, которой нужно было говорить ответы.

Шварц принялся отвечать, с равной неуверенностью перемешивая ложь с правдой.

Зато уверенность служащего была все искупающей. Быстро посыпались вопросы:

— Возраст? 52. Гм… Состояние здоровья?.. Женат?.. Квалификация? Работа с текстилем? Зластоморин? Что вы имеете в виду — любого рода?.. У кого вы в последний раз работали?.. Четко повторите имя… Вы не из Чики, не так ли? Где ваши бумаги? Вам придется принести их сюда, если вы хотите, чтобы были предприняты какие-то меры… Каков ваш регистрационный номер?..

Шварц был ошеломлен. Начиная, он не предвидел такого конца. И Прикосновение Разума сидящего перед ним человека изменилось. Тот сделался подозрительным до предела и при этом очень осторожным. Доброта и дружелюбие в нем сменились такой враждебностью, которая становилась очень опасной.

— Я думаю, — нервно сказал Шварц, — что не подхожу для работы этого рода.

— Нет-нет, вернитесь. — Человек устремился за ним. — У меня есть кое-что для вас. Позвольте мне только проглядеть бумаги. — Он улыбался, но его Прикосновение Разума было теперь ясным и даже еще более недружелюбным.

Он нажал на кнопку звонка на столе.

Шварц, во внезапном приступе паники, бросился к двери.

— Держите его! — мгновенно крикнул тот, выскакивая из-за стола.

Шварц ударил по Прикосновению Разума, с яростью оттолкнул его своим разумом, и услышал за своей спиной стон. Он бросил быстрый взгляд через плечо. Служащий опустился на пол. Другой человек склонился над ним, резко выпрямился и устремился за Шварцем.

Шварц выскочил на улицу в полном сознании того, что должна быть уже поднята тревога. Служащий, по крайней мере, запомнил его.

Он наудачу петлял по улицам. Он привлекал к себе все большее внимание, ибо улица заполнялась людьми — подозрение, повсюду подозрение — а его одежда была измятой и плохо на нем сидела…

В путанице Прикосновений Разумов и собственного страха и отчаяния он не мог различить настоящего врага, и потому не получил ни малейшего предупреждения перед ударом невротического хлыста.

Была лишь ужасная боль, все увеличивающаяся и расширяющаяся. Несколько секунд он стоял, корчась в агонии, потом упал на спину.

Территория Колледжа Древних в Вашине отличается удивительной простотой. К ней даже скорее подходит слово «аскетизм». Есть что-то торжественно-суровое в том, как послушники прогуливаются группами под деревьями Квадранге, куда не разрешается вход никому, кроме Древних. Иногда можно различить фигуру облаченного в зеленое одеяние Старшего Древнего, изящно отвечающего на приветствия.