Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Собственно, эти его побеги были кратковременными. Они должны были быть таковыми, ибо здесь, в Чике, необходимо было носить, не снимая, даже во время сна, пропитанные свинцом одежды и, что еще хуже, постоянно вводить в себя дозы метаболика.

Он с горечью сказал об этом Шенту.

— Метаболик, — проговорил Шент, держа приготовленную для инъекции ампулу, — является, возможно, настоящим символом всего, что ваша планета означает для меня, друг мой. В его функции входит ускорение всех физико-химических процессов в организме, пока я сижу здесь, погруженный в радиоактивное облако, о котором вы даже не имеете понятия.

Он ввел ампулу.

— Ну вот! Теперь мое сердце забьется немного быстрее, дыхание станет более учащенным, а в печени начнется процесс химического синтеза, ибо печень, как объясняли мне медики, является самой важной фабрикой в организме. И за это я плачу последующими головными болями и усталостью.

Доктор Шент слушал его с некоторым удивлением. Он производил впечатление очень близорукого человека, и не потому что носил очки или щурился, но просто в силу давно выработавшейся привычки, которая побуждала его долго всматриваться в находившееся перед ним и как бы взвешивать все факты прежде, чем дать ответ. Он был высоким, слегка сутулился.

Однако он достаточно много читал о различных галактических культурах и был относительно свободным от враждебности и подозрения, которые делали среднего землянина столь отталкивающим даже для такого имперского космополита, каковым являлся Энниус.

Шент сказал:

— Я уверен, вы не нуждаетесь в лекарствах. Метаболик — лишь один из ваших предрассудков, и вы знаете об этом. Если бы я заменил ваши пилюли без вашего на то ведома, вам бы вовсе не стало хуже. Более того, вы могли бы даже ощущать потом подобные головные боли.

— Вы говорите это, делая комплимент вашей собственной окружающей среде. Вы отрицаете, что ваш базовый метаболизм выше моего?

Шент проговорил:

— Конечно, нет, но какая разница?! Я знаю, что все это — имперские предрассудки, Энниус, — относительно того, что люди Земли отличаются от других человеческих существ. По сути дела это не так.

— Или вы приходите сюда в качестве миссионеров?

Шент застонал:

— Ради жизни императора. Да, вы, друзья Земли, являетесь лучшим образцом таких миссионеров. Жить здесь, запертым в этой смертоносной планете, что может быть ужасней?

— Я говорю серьезно, Шент. Какая еще планета сохраняет в повседневной жизни столько ритуальных обычаев и доводит себя до такой ярости? Не проходит и дня, чтобы ко мне не прибыли делегации от одного или другого из ваших правящих органов с просьбой о смертном приговоре для какого-нибудь бедняги, все преступление которого состоит в том, что он вошел в запрещенную зону, уклонился от шестидесяти лет или просто съел больше еды, чем полагается на его долю.

— Да, но вы всегда даете согласие на подобный приговор. Ваш идеализм как будто прекращает сопротивляться.

— Звезды мне свидетели, что я борюсь с собой, давая согласие на смерть. Но что может сделать одиночка? Император сделал бы так, потому что все подданные империи должны оставаться неизменными в своих местных обычаях — и это верно и мудро, ибо поддерживает оборону против тех дураков, которые, в противном случае, подняли бы восстание, базируясь на каком-нибудь вторжении. Кроме того, стоило бы мне воспрепятствовать вашим советам, сенатам и палатам, настаивающим на смерти, и поднялся бы такой крик, такой шум, что я предпочел бы спать среди легионеров, дьяволов, чем находиться на такой Земле даже десять минут.

Шент вздрогнул и пригладил редкие волосы.

— Для всей Галактики, если она вообще что-нибудь о нас знает, Земля — только камень в небе. Для нас же это дом, единственный дом, который мы знаем. И все же мы не отличаемся от вас, живущих во внешних мирах. Просто мы более невезучи. Мы толпимся здесь, в этом мире, за стеной радиации, окруженные огромной Галактикой, которая отрицает нас. Что мы можем сделать, чтобы противостоять пожирающему нас ощущению крушения? Вот вы, Прокуратор, захотели бы, чтобы мы послали излишек нашего населения в Галактику?

Энниус пожал плечами.

— А какое бы мне до этого дело? Население внешних миров — другое дело. Их бы это обеспокоило. Они не захотели бы пасть жертвами земных болезней.

— Земные болезни! — Шент нахмурился. — Это бессмысленные предрассудки, которые нужно похоронить. Мы не несем с собой смерти. Разве вы умираете здесь, живя среди нас?