Игорь Росоховатский: Утраченное звено

Пытаюсь сосредоточиться на мысли-призыве о помощи. Включаю биоимпульсный усилитель, вкладываю в призыв всю силу воли, эмоций. Затем сигналю прожектором, применяя все известные мне межпланетные коды.

"Марево" никак не реагирует на мои попытки контакта, но и не исчезает.

Светило поднимается над горизонтом - багрово-синее, разбухшее, похожее на чудовищного спрута. Скалы начинают светиться. Температура повышается до пятидесяти градусов по Цельсию. Даже сквозь фильтры шлема долетает какой-то смрад, напоминающий запах паленой пластмассы...

Задыхаюсь. Кожа на губах превращается в лохмотья. Язык деревенеет... Переключаю регулятор до конца. Все. Запаса кислорода хватит еще минут на двадцать. А потом? Не думать! Вспоминать о другом!

...После того, как Борис вытащил меня из вездехода и мы вернулись на Землю, я долго объяснял шестилетнему сыну, почему у меня обгорели волосы и брови. А он снова ненова спрашивал: "Ты больше не полетишь туда? Больше не полетишь?" "Да, да!" - соврала за меня Ольга и прижала сына к себе. Золотистые искорки в ее глазах потемнели...

Мои воспоминания обрываются. Мне кажется, что очертания марева вдруг изменились, что оно каким-то образом слышит мои воспоминания и реагирует на них. Вот до чего может дойти больное воображение. Ну, какое дело мареву до моих воспоминаний?

Приходится снова делать усилие, чтобы поймать оборванную нить мысли... Да, глаза Ольги с золотистыми искорками, от которых разбегаются первые легкие морщинки, когда она смеется. Ее глаза всегда улыбались. Даже тогда, когда Глеб сказал: "Предки, я люблю вас. Но надо же когда-нибудь предоставить чаду свободу делать собственные ошибки". Он улыбнулся, но тут же плотно сжал губы. Я уже тогда заметил у него эту привычку - все время плотно сжимать губы, поджимать, даже прикусывать нижнюю. Но ненадолго. Пухлые губы опять наивно и доверчиво приоткрывались...

- Я решил окончательно. Буду поступать на астронавигаторский, - сказал Глеб.

- Мы ведь уже говорили об этом...

- Но ты меня не убедил. Когда-то сам Борис Михайлович сказал, что я умею думать быстрее, чем...

- Нельзя переоценивать себя, сынок, - как можно мягче произнес я. Каждому хочется это делать, особенно в молодости, каждый цепляется за все, что подтверждает его самомнение. Поэтому возрастает опасность переоценки. Молодой человек пылко мечтает, ему трудно отделить мечту от реальности. И, мечтая, он завышает свою значимость в обществе, свои способности и возможности. Надо все время помнить, что истинна только цена, которую тебе назначают другие. Ибо она определяется тем, что ты можешь дать людям. А это и есть то, что ты стоишь на самом деле...

Всегда, когда я волновался и старался говорить проще и понятнее, моя речь менялась к худшему. Я никак не мог избавиться от словосплетений, одно из которых должно было объяснить второе, и в конце концов растерянно умолкал в надежде, что слушающий окажется понятливым.

Глеб понял меня, но согласиться не хотел. Он потер подбородок, на котором начинали прорастать жидкие, закрученные жгутиками волосинки:

- Мне не нравится электромеханика, папа. У нас в семье уже есть один электромеханик. И потом я...

У него чуть было не вырвалось "способен на большее". Профессия "инженер-космонавт" Глеба не устраивала. Ему не давали покоя лавры Бориса. Он хотел начинать с того же, что и командир "Омеги" Борис Корнилов, а не оставаться на вторых ролях, как я. И надо же было Борису сказать как-то, проиграв подряд две партии в шахматы Глебу: "Ты умеешь думать быстрее, чем я". Пожалуй, своему сыну он не сказал бы такого. Воздержался бы...

- У тебя нелады с геометрией, - напомнил я.

Глеб вскочил со стула, глаза сузились, голос стал хриплым:

- Вечно ты вспоминаешь о деталях. Подумаешь - геометрия.

Ольга тронула меня за рукав, напоминая, что мы условились не доводить беседы с сыном до "точки кипения".

Я умолк, и тогда сын сел на стул боком, подогнув под себя правую ногу, чтобы быть повыше и принять ту задиристую позу, которую я так не любил. Его лицо цвета незрелой черники - он недавно ездил с товарищами в горы побледнело от волнения. Он сглотнул слюну и сказал:

- Да, ты не убедил меня, и я сделаю по-своему.

Глеб все же добился своего - поступил на астронавигаторский. Через год, накопив "хвосты", перешел на электромеханический. Учился он все хуже и хуже.

Скоро Глеб перестал переживать из-за каждой "тройки". Он уже не боролся за первые места, зато научился находить виновных в своих неудачах. Потом он привел в дом высокую худощавую девушку с капризным ртом и длинными ногами. У нее было худое остроносое лицо с ямочками на щеках.