Владимир Михайлов - Исток

— Только что. Возможно, с борта АГП мы их видели, но не уверены: видимость сквозь кроны — почти ноль, посадка невозможна. Никаких сигналов с земли не принято.

— По рации вызывали?

— Безрезультатно.

— Ладно, — сказал командир голосом, который, сверх ожидания, прозвучал бодро: командир вновь попадал в свою стихию мгновенных решений и привычных действий. — Экипажу приготовиться к выходу. Отряд поведу я. Старшим на корабле останется главный инженер с двумя связистами. Выход через пять минут!

Люди собрались внизу, у подножия корабля, готовые к выступлению. Шеи их оттягивали висевшие поперек груди на ремнях излучатели — личное оружие, надежное в ближнем бою. На спинах вспухали сумки, набитые снедью и питьем, тройной нормой, по уставу. На боку болтались футляры с приборами и мелким инструментом. Ноги были обуты в толстые и высокие сапоги, испытанные даже в болотах Лернеи, гнилостного рая рептилий. Командир оглядел свой отряд, и они двинулись недлинной колонной, замкнутой тремя мощными роботами.

Люди шагали, тяжело ставя ноги на землю, заставляя беззвучно ломаться стебли травы. Руки лежали на оружии, но не отдыхали, а были напряжены. Не впервые приходилось экипажу идти по дикой планете, и бывало так, что из чащобы летели стрелы, копья и острые камни, и туземные вепри мчались на них, нацелив клыки, или гибкие хищники обрушивались с деревьев. Поэтому люди шли осторожно: не шли, а продвигались, не смотрели, а наблюдали за всем, что было впереди и по сторонам. Назад же глядели роботы, у которых для этого имелись глаза и в затылке — если только у робота есть затылок.

Но пока сзади оставался лишь корабль, а впереди не возникало ничего необычного. Приближалась опушка, и все слышнее делался невнятный шорох леса. Ожидание событий было мучительно, как последние секунды перед стартом, и не раз уже люди резко поворачивали оружие и напрягались до боли в мышцах, услышав особо тревожный, по их мнению, звук. Лишь командир казался безмятежно спокойным, хотя на деле он-то и волновался больше всех.

Шипы сапог рвали почву, трава же, протестуя, захлестывалась вокруг лодыжек. Единственно в этом проявлялось сопротивление природы вторгшимся. Над поляной висел тончайший веселый звон: карнавально кружилась мошкара. Она не стала бросаться на людей, но исследователи все же распылили вокруг себя некоторое количество вещества, от какого звенящие летуны перестают жить.

— А ведь они не кусаются, — пробормотал Альстер.

— Еще не знают людей, — не преминул откликнуться командир, словно почувствовавший себя виноватым в том, что мошкара, накрывшая было их плотным одеялом, никому не нанесла ущерба. — Но уж коли распробовали бы — не спастись.

Тем временем поляна кончилась. Тень лежала на траве; с неуловимо краткой заминкой люди ступили на нее, один за другим. Первые стволы оказались рядом, потом — позади. Колонна вошла в лес и, не останавливаясь, углубилась в него, лишь замедлив немного шаг — и от неудобства ходьбы между низкими хребтами могучих корней, и от изумления тоже. Здесь росли сосны, высокие и чистые, с золотистым отблеском коры; биолог сразу назвал их, потому что и на Земле, в заповедниках, еще встречались такие. Росли тут также деревья пониже, со странными узорно вырезанными листьями, отдаленно напоминавшими человеческую ладонь с пальцами, и еще другие, у которых края продолговатых листьев были вырезаны почти точно по синусоиде; эти были толще, кряжистей, разлапистее. Биолог и ботаник, глядя на деревья, тихо бормотали что-то, словно в экстазе читали заклинания. Попадались и еще какие-то деревья, на их согнувшихся ветвях висели круглые блестящие плоды, похожие на те, что на Земле создаются в синтезаторах для услаждения человеческого вкуса; тут они просто росли на ветвях, а некоторые успели упасть и лежали на земле, вкусные даже с виду. Люди шли по-прежнему сумрачно, помня о том, что товарищи их, судя по всему, в опасности; напряженные пальцы белели на вороненом металле оружия. Деревья замыкали кольцо, но роботы правильно определили степень их безопасности, и в поведении образованных машин не изменилось ничего: роботы не понимают природы и не дорожат ею, но и не боятся ее; в их памяти не сохранилось, как у людей, интуитивного воспоминания о тех временах, когда деревья вот так же свободно росли на Земле и человек мог идти среди них даже и часами, все не видя конца. И здесь тоже не было видно предела зарослям; сухая хвоя шелестела под шагами, от плодов отражалось солнце, заставляя людей смешно морщиться. Черные ягоды на низких кустиках густо росли, местами зеленел папоротник. Людям казалось, что они никогда не устанут шагать по этому лесу.