Владимир Михайлов - Исток

— Ты весело шутишь, — сказал Силин, недоумевая.

— Вся беда в том, что нам их не наладить, даже проживи мы еще сто лет…

— Погоди, — Силин резко выпрямился в кресле, нахмурившись, наклонился к микрофону. — Ты же говорил…

— Увы! Во всей этой механике я понимаю еще меньше тебя. Корабли, на которых мне приходилось летать, оснащены самой обычной электроникой. И к тому же, координатор тяги, как ты видел, разбит. А без него — сам понимаешь…

— А новый? Из инкубатора?

— Это, к сожалению, не координатор. Ничего общего. Сравни хотя бы конфигурацию: он и не ляжет на место.

— Не координатор? А что же это?

— Откуда я знаю? Разве угадаешь, что взбрело тогда в голову Кродеру? Может, он был уже нездоров?

— Ладно, — сухо произнес Силин. Ему стоило большого труда ограничиться этим словом. — Значит, нам остается только внимательно наблюдать за пространством. Об отдыхе думать действительно некогда. Как только «Драконы» вынырнут, я дам сигнал бедствия.

— Нет, милый. Пустое дело. Они ничем не смогут нам помочь.

— То есть как?

— Ты и сам знаешь, им негде сесть.

— Ты же уверял…

— Врал.

— Вот как! А тысяча способов? Ты ведь летал на «Драконах»?

— Горе мне, — сказал Лог. — Я никогда в жизни не ступал на палубу «Дракона». А способов таких нет, да и быть не может.

Силин почувствовал, как гнев приливает к вискам.

— Ты… знаешь, кто ты?

— Ну, знаю, — ответил Лог. — А впрочем, ну тебя к дьяволу. Я устал, работая за двоих. Не будь я таким, кем стал бы сейчас ты?

Силин промолчал. Он почувствовал, что краснеет.

— Нас ведь с тобой практически уже нет, — спокойно продолжал Лог. — Хотя мы еще и дышим, нам ничто больше не под силу: ни взлететь, ни дождаться чего-то… Единственное, что мы могли сделать, — это помочь кораблям. Мы принадлежали им. Поэтому я не мог сказать тебе с самого начала, что на спасение у нас нет и одного шанса из миллиона: тогда мне пришлось бы выкручиваться одному, а на это меня не хватало. Я хотел, чтобы ты снова стал спокоен и весел. Я знал, что ты справишься с собой. Так и вышло. Ты молодец.

Силин медленно проговорил:

— Значит, ты все время дурачил меня…

Он услышал сдавленный смешок Лога.

— Видишь, друг мой, как низко я пал? Я ведь большую часть жизни провел на Земле, в централи суперсвязи. И лишь когда ваш связист заболел и срочно искали замену…

— Не надо, — попросил Силин. — Не то я…

— Ну, что — ты? — холодно спросил Лог. — Может, ты полагаешь, что другой на моем месте справился бы лучше?

— Извини, — упавшим голосом проговорил Силин. — Я неправ. Возвращайся, и, может быть, мы еще что-то придумаем.

— Да нет, — сказал Лог. — Это лишнее.

— Старик, ты тронулся.

— Нет. Я честно доиграл до финального свистка.

— Его еще не было.

— Был, брат мой. Я сыграл свое как умел. Больше не могу.

— Почему?

— Устал. И слишком много хитрил. А я не люблю врать. Как и всякий нормальный человек. Я писал суперграммы за мертвецов. Я заверял, что все в порядке, когда было хуже некуда. И тебе втер очки, как ты знаешь. Так что теперь не испытываю к себе ничего, кроме презрения. Ну, что ж: мое совершеннолетие наступило уже давненько, теперь я принадлежу сам себе и вправе распоряжаться своим достоянием. Вот я им и распоряжусь.

— Постой… Ну, пусть ты делал все это. Но ведь ты прав — это было нужно! Иначе мы не обеспечили бы прохождения. Ты поступал как надо, и я готов заявить это любому!

— Ох, мальчик… Неужели ты думаешь, что мне важно мнение других? Основное — что думаю о себе я сам! А я просчитался. Начиная, я думал, что подвиг оправдает все. Результат — главное! Да, я поступал правильно. Но «правильно» и «безопасно» — не одно и то же. Ничем нельзя оправдать ложь. Если бы это сделал ты — как чувствовал бы ты себя сейчас, будь все даже трижды оправдано?

— Не знаю, — неуверенно пробормотал Силин. — Мне никогда не приходилось…

— А я, ты думаешь, учился этому? — крикнул Лог. — Специально готовился? Видел в этом смысл жизни? — Он помолчал. — Ладно. Поговорим о деле. Скоро Земля снова выйдет в эфир. Что ты им скажешь?

— Говорить будешь ты.

— Думаешь, если я решил, меня еще можно переубедить? Нет, на связи останешься ты. Что же ты скажешь?

— Всю правду.

— Нельзя.

— Почему?

— Потому что теперь надо думать о них, а не о нас. Стоит им узнать, как обстоит дело в действительности, и они тут же прилетят, даже не зная, как спасти нас, — прилетят просто потому, что невозможно не прилететь, когда люди гибнут и зовут тебя. И это будет вдвойне мучительно для них и для тебя: видеть их простым глазом — и знать, что ты недостижим для них, как они — для тебя. Лучше избежать этого.