Григорий Гребнев - Мир иной

– Сейчас, когда я многое узнал, я верю в то, что ваша идея будет осуществлена в самые ближайшие двести или триста лет, – с усмешкой ответил Майгин.

– Через двести-триста лет? – Арнаутов впился в глаза собеседника яростным, почти ненавидящим взглядом. – Вот как? А мне казалось, что вы, Майгин, умнее и смелее…

– Что вы, Константин Платонович! – трясясь от сдерживаемого хохота, запротестовал Майгин. – Я труслив и глуп, как любой гостинодворский приказчик.

– Я хочу говорить с вами серьезно, Майгин, а вы шутите…

– Извольте, Константин Платонович… Кстати, вы меня не поняли. Я верю в то, что люди будут совершать межпланетные полеты, но это дело не близкого будущего…

– Послушайте, Майгин! – нетерпеливо прервал его Арнаутов. – Вы нашли в земле это сооружение. По праву оно принадлежит вам, Берсеньеву и студенту. Но что вы собираетесь с ним делать?

– Не знаю. – Майгин озадаченно почесал затылок. – Ни мне, ни Берсеньеву этот вопрос и в голову не приходил. Пока мы считали его археологическим объектом, мы предполагали передать дальше это дело археологам для изучения. А сейчас… право, не знаю. А вы что предложили бы?

– А я, – не задумываясь, ответил Арнаутов, будто только и ждал этого вопроса, – я полетел бы на нем в мировое пространство.

Майгин молчал, внимательно и серьезно глядя в угольные глаза Арнаутова. Наконец, отведя взгляд, он в раздумье сказал:

– А, собственно говоря, что же иное с ним можно сделать, как не полететь на нем? Если это действительно звездный корабль и если он действительно может взлететь, будучи погребен под модными пластами лавы, туфа, песчаников и прочего…

– Это действительно звездный корабль, и он действительно взлетит, – твердо сказал Арнаутов. – А пласты – это чепуха.

– Дай бог! Хотя, откровенно говоря, мне и моим друзьям жалко будет расставаться с этим подземным чудом. Мы привыкли к нему, полюбили его.

– А зачем вам с ним расставаться? – в упор глядя на Майгина, спросил Арнаутов.

Молодой геолог с удивлением поднял брови:

– То есть?..

– То есть мы можем полететь все вместе и даже еще кого-нибудь с собой прихватить. Я, например, возьму в полет жену. Я очень люблю ее, и мне тяжело было бы с нею расставаться надолго.

– Лететь?.. Я?.. Вы что, Константин Платонович, шутить изволите?..

– Я не умею шутить! – резко ответил Арнаутов, но тут же смягчил тон: – Я понимаю, что оглушил вас своим неожиданным и необычайным предложением. Но вы все же подумайте и, когда придете к какому-то решению, ответьте мне.

– А я и думать не стану, – с улыбкой сказал Майгин. – Я из тех, что ползают, Константин Платонович. Я крот, в земле роюсь… Про таких, как я, Максим Горький сказал: «Рожденный ползать летать не может»…

– С вами трудно говорить, Майгин, – холодно сказал Арнаутов. – Когда вы чувствуете слабость вашей позиции, вы отшучиваетесь. А между тем вы не шут и не трус. Я успел вас узнать немного… Подумайте над моей идеей, дело стоит того, чтобы над ним задуматься. Смотрите, мы останемся здесь на год, разберемся в механизмах и управлении – не может быть, чтобы мы не смогли разобраться, – затем вы отправитесь на материк, подберете нескольких подходящих спутников…

– Вот это я могу даже сейчас обещать, – улыбнулся Майгин. – Я думаю, что любителей сильных ощущений вроде вас найти будет можно…

– Но вы подумаете над моим предложением?

– Да на что я вам?

– Я вас спрашиваю, Майгин…

– Экий вы, право!.. Ну хорошо, подумаю, не волнуйтесь.

Два дня слова Арнаутова не выходили у Майгина из головы. Он сердился, смеялся над собой, сто раз отмахивался от этой мысли.

«Да ну его к дьяволу! Дался мне этот полет! Арнаутов маньяк, а я голову над его бредом ломаю. Зачем мне лететь в какую-то бездну, к черту на рога? Мне и на земле неплохо. Здесь у меня есть мои пласты, недра, у меня есть родина, которую я люблю… Хватит с меня!..»

Но суровый облик Арнаутова через минуту вставал перед его глазами, и Майгин сам мысленно произносил по своему адресу все то нелестное, что, казалось бы, Арнаутов должен был произнести, если бы знал его мысли.

«Трус!.. Обыватель!.. Ты считаешь себя человеком науки?.. Какой же ты ученый, если боишься участвовать в исключительной исторической экспедиции? На Дальний Восток поехал в земле ковыряться, а на большее отважиться не смеешь… „Рожденный ползать летать не может“! А ведь подумать только, что можно было бы увидеть „там“! Как можно обогатить науку!.. Не часто выпадало на долю ученых за все время существования Земли счастье участвовать в подобных экспедициях».