Фрэнк Герберт - Небесные творцы

– Не имеет значения. Мои щеки и так уже мокры от слез.

– Тут… дорогая… Я…

– Давай просто прогуляемся нашей обычной дорогой.

Он все ещё колебался. Было что-то путающее в этой роще… Какое-то давление, почти ощутимый шум. Он подошёл к машине, сел в неё и нашёл свои очки. Вылез снова, огляделся – ничего. Ни мошек, ни других, признаков чего-либо необычного – за исключением странного давления.

– Тебе не понадобятся твои очки, – сказала Рут. Она взяла его за руку.

Фурлоу вдруг обнаружил, что сдавило горло и он не может произнести ни слова. Он попытался понять, чего он боится. Это не была боязнь за себя. Он боялся за Рут.

– Пошли, – сказала она.

Он позволил ей пойти вперёд по направлению к аллее для верховых прогулок. Темнота сразу же окружила их, как только они вышли из эвкалиптовой рощи и ступили на аллею. Прикреплённые тут и там к соснам и каштанам фонарики отбрасывали сквозь листву причудливые тени. Несмотря на недавно прошедший дождь, дорога не раскисла, идти по ней было удобно.

– Мы одни на этой аллее, – сказала Рут. – Никто не выйдет из дома из-за дождя.

Она сжала его руку.

“Но мы не одни”, – подумал Фурлоу. Он чувствовал присутствие чего-то, что-то было в воздухе рядом с ними… осторожное, опасное. Он посмотрел на Рут. Её макушка едва доставала ему до плеча. Рыжие волосы тускло блестели в рассеянном свете фонарей. Гнетущая тишина и это странное ощущение давления. Утрамбованный чернозём дорожки поглощал звуки их шагов.

“Какое-то ненормальное чувство, – думал он. – Если бы его описал пациент, я сразу же попытался бы установить источник этих ощущений”.

– Я любила гулять здесь, когда была ребёнком, – произнесла Рут. – Это было до того, как установили здесь фонари. Мне они очень не нравились.

– Ты гуляла здесь в темноте? – спросил он.

– Да. Я что, никогда не говорила тебе этого?

– Нет.

– Воздух кажется чище после дождя.

Она глубоко вздохнула.

– А твои родители знали об этом? Сколько тебе было лет?

– Наверное, одиннадцать. Родители ничего не знали. Они вечно думали о вечеринках и покупке барахла.

Аллея вывела их на небольшую полянку, от котором налево, через проем в ограде бежала тёмная тропинка. Они пролезли в брешь, спустились на несколько ступенек и оказались на покрытой гудроном верхней плите водонапорного резервуара. Под ними, как драгоценные камни на тёмном бархате ночи, светились городские огни. Они подкрашивали оранжевым низко нависшие облака.

Фурлоу чувствовал, что странное давление усилилось. Он посмотрел вверх, потом по сторонам – ничего. Он перевёл взгляд на белевшее в сумраке лицо Рут.

– Когда мы раньше приходили сюда, ты обычно спрашивал: “Можно поцеловать тебя?”, – сказала она. – А я обычно отвечала: “Я ждала, что ты об этом спросишь.”

Рут повернулась и прижалась к нему, подняв лицо вверх. Его страхи, неопределённое давление, все было забыто, когда он нагнулся и поцеловал се. На мгновенье ему показалось, что время повернуло вспять: ни Денвера, ни Нева – ничего этого никогда не было. Но тепло её губ и то, как она требовательно прижалась к нему, удивило его. Он отстранился.

– Рут, я…

Она прижала палец к его губам.

– Не говори этого. – Потом спросила: – Энди, ты когда-нибудь хотел пойти со мной в отель?

– Черт возьми! Сколько раз…

– Но ты никогда не подъезжал ко мне как следует.

Он почувствовал, что она смеётся над ним и сердито ответил:

– Я любил тебя!

– Я знаю, – прошептала она.

– Я не хотел просто поваляться с тобой на сеновале. Я хотел… черт, я хотел жениться на тебе, завести детей и… все такое.

– Какой же дурой я была!

– Дорогая, что ты собираешься делать дальше? Ты собираешься… – Он заколебался.

– Развестись? – спросила она. – Конечно, после.

– После… суда?

– Да.

– Беда маленького городка, – произнёс он, – в том, что все знают о твоих делах, даже те, кому этого знать не следует.

– Довольно запутанная ситуация, – заметила она.

Они молча стояли, обнявшись, и Фурлоу подумал о непонятном давлении, мысленно проконтролировал своя ощущения, подобно тому, как языком пробуют больной зуб. Да, оно все ещё ощущается. Сильное беспокойство овладело им.

– Я все думаю о моей матери, – сказала Рут.

– Что?

– Она тоже любила отца.

В животе у него резко похолодело. Он хотел заговорить, но не издал ни звука, в то время, как глаза его заметили движение в оранжевом отсвете облаков прямо перед ним. Объект выплыл из облаков и остановился в воздухе в сотне ярдов от них, чуть выше уровня площадки резервуара. Фурлоу разобрал очертания объекта на фоне подсвеченных облаков – четыре мерцающих цилиндрических ноги под зелёным фосфоресцирующим куполом. Радужный световой круг выходил из основания каждой ноги.