Вячеслав Рыбаков - Вода и кораблики

– Прости, – сказал Коль, скрипнув зубами.

– Какая точность! А говоришь – квелый!

– Ты что, издеваешься? Я же в дерево кидал!

Так и стояли. Потом, глубоко проваливаясь в светящийся снег, Макбет подошел к своему скорди. Скорди был маленький, яркий, точеный.

– Не улечу я никуда, – буркнул Коль.

– Самое тебе время бы на юг податься, – отозвался Макбет, оборачиваясь. Гладил и ласкал машину, как любимую лошадь. – Ориуэла – это в Испании. Там еще купаются…

– Скорди она подарила?

Макбет опустил голову.

– Это ничего не значит, – ответил он глухо. – Сейчас легко делать подарки. Раньше… подарил, скажем, машину – ого! Теперь ценно лишь то, что сам сделал. Книга, открытие… Картина…

– Зазяб я, – проговорил Коль.

– А? Да, конечно, прости. Пошли внутрь, хватит на первый раз. Да и обедать пора.

Он быстро сготовил еду. Сели обедать.

– Ты обо мне не думай, – говорил Коль, дожевывая. – Приехал по лесу бродить – броди. Лыжи есть, в сарае стоят. Рук на себя накладывать я не намерен – понимаю, как тебе было бы обидно: первый пациент взял да и зарезался. И я вокруг скита поброжу…

– Я с тобой?

– Не стоит, Мак. Вырежь мне только тросточку под руку – и порядок.

Макбет с готовностью встал из-за стола, на ходу вытаскивая из кармана нож. Трость была готова через десять минут – суковатая, пахнущая снегом и смолой – любому лесовику впору.

– Больше не нужен?

– Да нет пока. Спасибочки…

– Я тогда пойду к речушке пробегусь. Найду ли через полгода, интересно.

– Лети, милок, только не заблудись.

Интересно, как он воспринимает такое вот предостережение, ведь в душе я совершенно не беспокоюсь, что он заблудится. Автоматически вылетающая фраза заботы без эмоционального наполнения. Чувствует боль?

Ладно. Кто-то должен был умереть – я или мой стыд.

Слышно было, как, надевая широкие снегоступы, Макбет что-то поет себе под нос. Потом голос его стал удаляться. Пропал.

Коль открыл шкаф. Достал мундир. Встряхнул – звякнула звезда. Кажется, не заплесневел.

Переоделся. Руки едва слушались, но слушались все же. И на том спасибо. Сверху натянул доху. Вышел на крыльцо. С силой припадая на трость, увязая в снегу, подошел к своему скорди. Натужно сдвинул горб снега с колпака. Чуть задыхаясь, проговорил:

– Здорово, служивый.

– Так что, ваше высокоблагородие, – ответствовал скорди, – здравия желаем на многие лета.

Коль качнул головой.

– Не помер я, вишь.

– Моими молитвами едино.

– Это они тебя приставили хамить и черт-те каким языком изъясняться?

Скорди помедлил.

– Они.

Коль опять качнул головой. Усмехнулся печально.

– Вот дурачки… И этого ты сюда звал?

– Никак нет, сами изволили.

– Открой-ка мне.

Фонарь легко откинулся назад. Коль с трудом перевалил дряблое тело в кабину. Вскарабкался на сиденье, сгорбился под своей дохой, уложив трость на колени.

– Во какой я стал, – прохрипел он, тяжело дыша. – Потеха, а?

– Не вижу ничего смешного.

– На старика похож?

– Похож.

– Куда такому за девками гоняться?

Скорди хмыкнул.

– Любви все возрасты покорны, – авторитетно произнес он.

– Философ… Ладно. На Ориуэлу дорогу знаешь?

– Я все дороги знаю.

Коль посидел немного.

– Макбет!! – закричал он потом, старчески надсаживаясь.

Через несколько секунд Макбет выступил из-за сосны.

– Вот знал, что не ушел ты никуда. Спрятался и ждешь результатов.

– Становишься телепатом, – улыбнулся Макбет.

– Так как там с ловушками, мальчик? Все в порядке?

Макбет помолчал, потом ответил:

– Все в полном порядке, Коль.

– Ну и славненько… Теперь вот еще что. Понимаю: выгляжу, как неблагодарная скотина, но… раз я так думаю, значит, должен это сказать. Вот… – он на миг стиснул зубы. Страшно было, как перед прыжком в бездну. – Рохля ты. Не люблю я этого, и ничего не могу с собой поделать. Подстилка. Повезло тебе, талант прорезался – будешь теперь подстилкой не у Симы, а у таланта. Но это все равно. – Нет, что-то не то получалось. Коль замолчал. Макбет ждал, щурясь. Я ведь не это чувствую, подумал Коль. Не совсем это. Это тоже, но не только. Как же жить-то, черт возьми? И вдруг вспомнил Гийома. Господи, да ведь он мне все уже объяснил тогда! А я, дуралей междупланетный, не понял ни слова! И опять, в который раз, от стыда за прошлого себя он замотал головой, как от боли. И мельком подумал: наверное, вот такую боль чувствуют они, когда слышат несовпадение мыслей и слов. И еще мельком подумал: а стыд-то – не умер… Ладно. Как там Гийом формулировал?..