Вячеслав Рыбаков - Зеркало в ожидании

- Беги отсюда, идиот несчастный! - заорал я, но послышался лишь слабый шепот. Он медленно опустился на колени, поднял меня на руки и поднялся. Сверху сыпались кусочки льда. Он сделал шаг вперед, по направлению к Башням Нанди.

- Назад, - с усилием выдавил я. - Там ты погибнешь...

Он остановился, так как перед нами начал сыпаться лед.

- А если бы ты был один, Карл Паттон... ты повернул бы назад?

- Нет, - ответил я. - Но тебе... теперь... нет причин умирать...

- Тогда мы пойдем вперед. - Он сделал еще шаг и покачнулся. Кусок льда величиной с баскетбольный мяч ударил его по плечу, скатился к ногам. Пес залаял. Льдины посыпались вокруг, как рис во время свадебной церемонии, но он продолжал идти вперед, покачиваясь, как пьяный, и уже начал перебираться через последний подъем, когда позади вдруг послышался грохот, словно там выстрелила пушка. Воздух со свистом вылетел из узкой расщелины, вырываясь на свободу. Великан сделал еще три шага и не удержался на ногах. Он выронил меня, потом встал рядом на колени, прикрыв меня своим телом, словно навесом. Я слышал, как он застонал, когда несколько кусков льда попало в него. Где-то позади нас раздался грохот и шум, как будто вода прорвала плотину, воздух наполнился снегом, ослепляющим, режущим горло... И свет померк...

* * *

Мертвые плакали. Это был звук, исполненный печали, очень одинокий и как будто выражающий искреннее удивление тому, что жизнь так коротка и полна ошибок. Я понял, какие чувства они испытывают. А почему бы и нет? Ведь я был одним из них.

Но у мертвецов не может болеть голова, по крайней мере, насколько я знаю. У них не должны мерзнуть ноги, они не должны испытывать боли. Хотя, конечно, легенды о том, куда после смерти попадают нехорошие люди, могут и не врать... Я открыл глаза, чтобы получше рассмотреть преисподнюю, и увидел пса. Он снова завыл, и тогда я повернул голову и увидел рядом с собой руку, большую, чем моя нога. Тяжесть, которая давила на меня, была тем, что осталось от Джонни Грома, распростертого под завалом ледяных глыб.

Чтобы выбраться из-под него, мне потребовалось около получаса. Спас меня скафандр, конечно, точнее - автоматическое защитное устройство, которое превращает материал в броню. Я был покрыт синяками, возможно, у меня были сломаны одно-два ребра, но со мной не произошло ничего такого, что могло бы помешать мне живым и невредимым добраться до базы и своего миллиона кредитов.

Потому что я выполнил миссию. Великан не пошевелился за все то время, которое я выбирался из-под него, и даже не дрогнул, когда я приподнял ему веко. Правда, слабенький пульс я у него нащупал, но это не могло продолжаться долго. Он истекал кровью - ранами от льдин были сплошь покрыты его лицо и руки, но кровь уже замерзла, и то, чего не довела до конца ледяная бомбежка, доделает холод. Но, даже если он оклемается, ледяная стена не даст ему выбраться из этой западни. И когда скорбящие родственники прибудут сюда, чтобы взглянуть на своего любимца-переростка, они найдут его здесь именно так, как я опишу: благородная жертва ненастья и невезения, которое заставило нас отклониться от цели на десяток миль, а это серьезно в таком долгом и утомительном путешествии. И тогда они закажут по своему Джонни замечательный плач насчет того, какой он был хороший и на все готовый благородный человек, а потом закроют еще одну страницу истории.

Не то, чтобы я очень возгордился, лишний раз доказав недюжинность своего ума. Ничего из ряда вон выходящего тут не было - просто нужно как следует анализировать имеющиеся данные, а затем правильно пользоваться результатами анализа.

- Ну, прощай, Джонни Гром, - сказал я. - Ты был отличным парнем.

Пес поднял голову и завыл. Я включил вспомогательные механизмы своего скафандра на максимальную мощность и отправился к грузу, который находился в пятнадцати милях от меня.

* * *

Грузовой отсек длиной в двадцать футов покоился на участке плотно слежавшегося снега в небольшой ложбинке между оголенными скалами. На нем не было ни царапинки. Это ничуть не удивило меня: автоматика, которой я его начинил, могла бы посадить целый магазин фарфора, не разбив ни единой чашечки. Я обязался доставить груз в целости и сохранности, и выполнить условия договора в точности было делом моей профессиональной гордости. Я так увлекся самопоздравлениями, что, только приблизившись к отсеку на пятьдесят футов, заметил, что снег вокруг него истоптан, а потом сверху заровнен, дабы скрыть следы. Но к этому времени прятаться было поздно. Если там кто-то был, меня уже засекли. Остановившись в десяти футах от входного люка, я разыграл жалостливую сцену падения от усталости и превращения в жалкую маленькую кучку на снегу, одновременно внимательно оглядев пространство вокруг отсека и под ним. Но ничего не обнаружил.