Гарри Гаррисон - Запад Эдема

– Что же нам делать? – спросил Мунан.

– Следить за ними самим и попытаться договориться, – сказал Керрик. – Может, они боятся нас.

– А я боюсь их, – сказал Мунан, – боюсь копья в спину.

– Значит, мы боимся друг друга, – сказал Керрик. – До тех пор, пока мы идем все вместе, со множеством копий и луков, эти новые тану будут слишком бояться нас, чтобы подойти поближе. Если я пойду один, взявши с собой только копье, возможно, я встречусь с ними.

– Это опасно, – сказал Херилак.

– Вся жизнь опасна. Здесь есть тану, и вы видели их следы. Если нам не удастся установить с ними мирные отношения, нам останется только одно. Ты хочешь этого?

– Нет, – ответил Херилак, – смертей хватает и без этого, чтобы мы убивали друг друга. Сегодня мы останемся в этом лагере. Дай мне свои стрелы и лук, не заходи слишком далеко в холмы. Если до полудня ничего не произойдет, возвращайся. Ты все понял?

Керрик, кивнул и молча положил свое оружие. Затем подождал, пока двое охотников вернутся в лагерь тем путем, которым пришли, повернулся к ним спиной и медленно пошел по склону.

Вокруг был камень и твердая почва, поэтому, кто бы ни оставил первый след, выследить его было нелегко. Керрик дошел до следующего гребня и остановился, оглянувшись назад, на палатки, которые были сейчас далеко внизу. Пожалуй, здесь было хорошее место для ожидания. Оно было открыто со всех сторон, и никто не смог бы подобраться к нему незамеченным. К тому же, в случае бегства, путь был ясен. Керрик сел лицом к долине и, постукивая копьем, стал ждать.

Холмы были тихие, голые и лишены какого-либо движения. Только муравьи суетились в песке перед ним. Они облепили мертвого жука, который был во много раз больше их, и пытались утащить его себе в гнездо. Керрик смотрел на муравьев и одновременно краем глаза поглядывал по сторонам.

Что-то пощекотало ему шею сзади, он потер ее, но там ничего не было. Чувство не исчезало, хотя и не было настоящей щекоткой, и вскоре Керрик понял, что это. За ним следили.

Он медленно встал и повернулся, взглянув на травянистый склон холма и стоявшие вдали деревья. Никого не было видно.

На склоне росли и кусты, но они были так редки, что не могли служить убежищем. Если за ним следили, то только из-за деревьев. Керрик смотрел на них и ждал, но ничего не двигалось. Если прячущийся наблюдатель боится, значит, нужно брать инициативу в свои руки. Только положив копье на землю, он осознал, что его пальцы сильно сжимают древко. Это была его единственная защита, и он не хотел расставаться с ней. Но это было необходимо, чтобы наблюдатель или наблюдатели поверили, что он пришел с миром. Сделав над собой усилие, с решительностью, которой не чувствовал, он отбросил копье в сторону. Под деревьями по-прежнему не двигались.

Керрик нерешительно сделал один шаг вперед, потом другой. Горло его пересохло, а удары сердца громко звучали в ушах, пока он медленно шел к деревьям. Оказавшись на расстоянии броска копья от их убежища, Керрик остановился не в силах заставить себя идти дальше. Хватит. Пусть теперь идут те, кто прячется. Он медленно поднял руки с открытыми ладонями и громко крикнул:

– У меня нет оружия. Я пришел с миром.

Никакого ответа. Но было ли движение в тени под деревьями? Он не был уверен. Отступив на шаг, он снова крикнул.

В темноте что-то шевельнулось, там явно кто-то стоял.

Керрик сделал еще шаг назад, и фигура двинулась вперед, выйдя на солнце.

Первой реакцией Керрика был страх. Он отшатнулся, но ухитрился взять себя в руки и остаться на месте, а не броситься бежать.

У охотника были черные волосы и темная кожа, бороды не было. Руки его были пусты, как и у Керрика, и он не носил мехов, как это делали охотники из предгорий. Голова его была обмотана чем-то белым, а вокруг поясницы была кожа. Не серо-белая, а белая как снег.

– Мы будем говорить! – крикнул Керрик, делая шаг вперед.

В ту же секунду черный охотник повернулся и чуть не бегом бросился под защиту деревьев. Увидев это, Керрик остановился. Охотник обернулся, и даже на этом расстоянии Керрик заметил, что мужчина дрожит от страха. Поняв это, он медленно сел на траву, подняв руки в жесте миролюбия.

– Я не причиню тебе вреда, – сказал он, – подходи, садись, поговорим.

После этих слов он больше не двигался. Когда его поднятые руки устали, он опустил их и положил ладони на бедра, начав что-то напевать вполголоса. Потом взглянул на небо, на пустой склон вокруг себя, стараясь не делать резких движений, которые могли бы испугать незнакомца.