— Я разве не говорил тебе?
Обе женщины переглянулись. Отцу и мужу показалось, что они кое-что слегка недоговаривают, но додумать это не успел. И так опаздывал в свой поднадзорный НИИ.
Когда вернулся — обнаружил, что новомодная кроватка оперативно сменилась старорежимной зыбкой на пружине, прикреплённой к самому потолку, а Ирина, с учебником в одной руке и плеером в другой, ритмично толкает в борт сего кораблика коленкой.
— Что такое? — спросил Алексей как мог миролюбивей.
В этот самый момент ритм резко сменился на какие-то хаотичные скачки вверх-вниз и в стороны. Девочка хныкнула было, но потом начала тихонько петь на свой лад.
— Эльвира Зинна велела, — отозвалась Ира. — Под специальную психо-аудио-запись. Для развития.
— Гайка у меня неполноценная, что ли?
Куда больше его, говоря по правде, взволновало отсутствие аппетитных запахов из кухни.
— Гаина мама не хочет, чтобы вы так думали. Но родовая травма, сами понимаете. Маленький мозг плотно отгородился от внешних потрясений.
Сказав это, Ирина подняла на него свои большие, невинно карие глаза почти без зрачка:
— Гае надо всё время показывать, что снаружи что-то есть и, мало того, всё время меняется. Так её мама сказала.
— Мозг маленький и, наверное, травма небольшая?
— Ну… — замялась, — Эльвира Зинна врач, они, сами понимаете, люди ответственные.
Так и закончилось всё яичницей-глазуньей на две персоны. С сыром, луком и свежими помидорами.
Больше таких неурядиц не повторялось. Прибегая со своих не очень понятных занятий прямо в одноразовой бумажной униформе, Эля поспешно выныривала из наполовину расстёгнутого пальто, куртки и брюк, стаскивала тугие латексные перчатки, «размывалась» и накидывала поверх нижнего белья простой хлопчатый дэл. А когда обед из трёх блюд уже булькал на плите, затевала игры с малышкой. Раскладывала на низком столике яркие мелочи — но стоило ребёнку попытаться схватить какую-либо, прихлопывала ладонью либо игрушку, либо протянутую ручку, а если удавалось ухватить что поближе — мигом сдёргивала вниз всю скатерть с заманчивым содержимым. Особенной логики в этом Алек не видел, но Ирина с Зориком любили присоединяться, разыгрывать сложные партии на четверых. Так продолжалось до тех пор, пока Гая не начала опережать любого игрока в ста случаях из ста.
Иногда Эля сажала дочь на ковёр и катила на неё огромный, в два Гаечкиных роста, тряпочный мяч, который поначалу сбивал девочку с ног, но чуть позже отскакивал от вовремя выставленных ручек и вприпрыжку двигался назад к матери.
Когда девочке исполнилось два года и она уже начала разговаривать длинными фразами, был куплен дорогой тренажёр, подобных которому Алек не видел и в зарубежных поездках. Дети буквально жили на нём, как обезьянки на баобабе.
Кроме того времени, когда Зорик проводил в подготовительном классе и школе (даже иные домашние задания ухитрялся зубрить в подвешенном виде), а Гайка занималась ещё более странными упражнениями, чем раньше. Мать или Ирина прикрепляли к её лицу кусок плотной бумаги и заставляли так ходить по всей квартире, всякий раз переставляя мелкие вещи с места на место. Или вообще поворачивали бедняжку «тыловой частью вперёд». Как ни удивительно, сама жертва очень радовалась такому обороту дел — без разницы, удавалось ей пройти дистанцию невредимо или нет. Первое, впрочем, случалось всё чаще.
Возможно, для того, чтобы как-то компенсировать ушибы, которые девочка получала благодаря обучению, обе женщины массажировали пухлое детское тельце довольно странным образом: пощипывая кожу едва ли не до синяков, прокатывая по мышцам литой резиновый валик — и всё-таки не переходя какой-то известной всем троим грани. Отец бы вмешался в непонятную женскую кухню с самого начала, если бы дочке так не нравились эти манипуляции — ничуть не меньше игр.
К тому времени, когда документы младшенькой были поданы в не так чтобы очень дорогую, но сильно «продвинутую» школу, она представляла собой буквально сплетение жил, заменивших собой вяловатые детские мускулы: жил, мгновенно и тонко реагирующих на любое прикосновение и похожих на живой панцирь. Походка была легка, будто у индейского воина, сердце неутомимо, обводы фигуры выглядели зрелыми не по возрасту. Затылком девочка видела, кажется, почти так же просто, как глазами, а из двух десятков мелких предметов, разложенных перед ней на поверхности стола, могла вспомнить в худшем случае восемнадцать. Имелось в виду — вместе с расположением.
Читать дальше