— Могу я помочь тебе, мой мальчик… — Вопрос это или утверждение, Перри не смог разобрать. — Диана поведала мне кое-что о твоем случае. Нам о многом придется поговорить.
По настоянию Дианы отложили все исторические дискуссии до окончания ужина. Затем, как только магистр Каткарт уговорил большую округлую трубку задымить, он перешел прямо к делу.
— Мне следует, как я понял, считать, что ты являешься жителем 1939 года нашей эры, хорошо сведущ в своем времени и попал сюда посредством черной магии. Да будет так. Ты изучал сегодня записи? Какие именно?
Перри перечислил.
— Сойдет. Теперь ты мог бы сделать краткую сводку того, что узнал сегодня, а я буду пояснять, прояснять и отвечать на вопросы так хорошо, как только смогу.
— Что же, — ответил Перри, — это непросто, но я попытаюсь. На момент моей аварии, в июле 1939, президент Франклин Делано Рузвельт занимал свой пост во второй раз. В работе Конгресса был объявлен перерыв после практически полного краха программы президента. В испанской войне победили фашисты. Япония воевала с Китаем и, по всей видимости, собиралась воевать еще и с Россией. Безработица и дисбаланс бюджета по-прежнему оставались двумя главными проблемами Соединенных Штатов. 1940-й был годом президентских выборов. Президенту Рузвельту пришлось баллотироваться на третий срок ввиду отсутствия достойного последователя, способного продолжить его начинания. Его выдвижение на демократическом съезде привело к поражению консервативного крыла республиканской партии. Тем временем прогрессивное движение уже разрослось до масштабов страны и ввело в игру молодого Боба Лафоллета. Республиканцы выдвинули сенатора Ванденбурга. Ванденбурга избрали, однако он набрал значительно менее половины народных голосов и не получил поддержки большинства ни одной из палат Конгресса. Его правление изначально было обречено. За четыре года администрация сделала крайне мало, если не считать нерешительной попытки сбалансировать бюджет, отменив пособия, но беспорядки и голодные походы вскоре вынудили Конгресс начать увеличивать эту статью. Весной 1944 года смерть господина Рузвельта в авиакатастрофе деморализовала остатки демократической партии, и большинство ее участников присоединилось к республиканцам или прогрессивистам. Демократы распустили свой съезд, даже не выдвинув кандидата. Прогрессивисты выдвинули Ла Гуардиа, неутомимого маленького мэра Нью-Йорка, тогда как республиканцы после множества голосований — сенатора Мэлоуна. Президент Ванденбург, как и его предшественник, президент Гувер, попал во власть обстоятельств, которые не понимал и не контролировал. Сенатор Мэлоун был политиком среднего запада, типичным демагогом моего периода, если я могу об этом судить. На записях он всегда раскрасневшийся и пронзительный, человек из народа. Мэлоун за основу своей платформы выбрал обвинение — он во всем винил Европу и радикалов. Он требовал скорейшей выплаты военных долгов, что было довольно глупо, поскольку уже шла вторая европейская война. Он призывал объявить коммунистическую партию вне закона, защитить американскую землю и вернуться к рационализму в образовании (то есть к чтению, письму, арифметике), а, кроме того, проявлял крайне агрессивный ура-патриотизм. Он проповедовал депортацию всех приезжих, ратовал за законы, запрещающие женщинам работать на мужских должностях, оберегал мораль молодых людей. Он обещал восстановить процветание, заверял, что каждый сможет получить жизнь по американскому стандарту. И он победил на президентских выборах с минимальным перевесом. Ла Гуардиа после этого сказал, что, пообещав людям луну, теперь Мэлоун может предложить им лишь луну со сливками, а это, по мнению Ла Гуардиа, неполноценная замена.
Заняв пост, Мэлоун принялся действовать властно. Конгресс на первом же заседании выражал готовность принять практически любой закон по его желанию. Один из наиболее важных законопроектов касался безопасности населения — по сути дела, речь шла о кляпе для прессы и других средств массовой информации. Поскольку поначалу закон использовался для подавления новостей о трудовых беспорядках, вызванных отменой пособий, подчиненная правительству пресса приняла это, не ведая, на что подписывается. Затем был проведен закон, значительно увеличивший полномочия правительственных чиновников и агентов федеральных силовых служб и подчинивший их непосредственно первому лицу. Мэлоун набирал людей в эти новые и значительно более длинные ряды через политическую машину своего родного штата. Тем временем, невзирая на контроль прессы, люди начали беспокоиться, поскольку даже экономически стабильные граждане подвергались нападкам голодных, обездоленных и безработных. Мэлоун, очевидно, боялся вторых выборов, даже досрочных. Возможно, он никогда и не собирался их проводить. Как бы там ни было, он объявил особое положение, а в качестве оправдания использовал толпы безработных. Он стал абсолютным диктатором для гражданского правительства. Посредством армии и флота он сметал любые мелкие затруднения. С его новой секретной службой и контролем над средствами связи и пропаганды это стало вполне возможным. Кстати, в записях утверждается, что он смог применить армию и флот для уничтожения демократического строя правления. Вот в это мне сложно поверить, магистр Каткарт. Понимаете, я сам служил во флоте и не думаю, что американские службисты исповедовали фашизм. Как вы это объясните?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу