Генри Каттнер - Ось времени

То, что этого никогда не было, я могу доказать. Ира Де Калб заставил меня ждать уйму времени, прежде чем позволил мне описать эту историю. Теперь я могу рассказать о том, чего никогда не происходило. Начну с парадокса. Главный парадокс этой истории в том, что в ней отсутствуют парадоксы. Все в ней происходит согласно законам логики. Не человеческой, конечно, и не в рамках логики этого времени и пространства. Я не знаю, совершат ли люди снова когда-нибудь путешествие, подобное тому, которое совершили мы. Возможно ли будет попасть в это скрещение различных измерений, где плавают миры. Плавают вечно и никогда, плавают в пространстве и вне его, плавают по оси, протянувшейся через время от самого начала до самого конца. От самого истока времен, от первых туманностей, где материя еще только начинала обретать вес, до самого конца, до абсолютной энтропии, когда вся структура космоса рухнет и превратится в хаос, тянется эта ось. От рассвета до темноты. От начала до конца. И как наш материальный мир нанизан на ось пространства, тянущуюся через все Мироздание, так и сфера времени нанизана на свою ось, ось времени. Вселенское Божественное ожерелье, порожденное пустотой и пожираемое в конце времен плазмой.

Я этого никогда не мог представить себе этого целиком, понять до конца, это было выше моего понимания, и потребовались объединенные знания трех великих цивилизаций, разделенных во времени, чтобы создать такую концепцию, в которую даже сама Вселенная входит лишь как незначительный элемент. И даже этого оказалось недостаточно для полного сознания. Понадобилось то, чего даже я, теперешний, никогда не смогу описать более или менее реалистично, хотя и видел его собственными глазами — лицо Эа.

Видел его сквозь время, которое еще наступит, сияющее в пурпурных сумерках на агатовом небе. Оно говорило со мной шелестом ветра, вечно несущегося над мертвой пустынной Землей. Я думаю, что Лицо Эа во все времена будет находиться там, на пустой поверхности мертвой планеты, смотреть, как бесконечные дни сменяются ночами, долгими, как столетия. Оно навсегда останется в вечности памятником людям, а мертвая земля, принявшая в себя человечество, будет служить Лицу, как и прежде, когда только рождалась и жила, стремительно приближаясь к своему концу. Я был там. Я видел его. Был? Буду? Могу быть? Теперь уже не знаю.

Знаю точно другое — из всех историй, рассказанных на Земле, эта больше любой другой заслуживает того, чтобы быть рассказанной.

Все началось с того, что я был вовлечен в эксперимент. Теперь, когда я понимаю, что настоящее, прошлое и будущее — всего лишь каменные плиты тротуара, порядок которых может быть нарушен, я знаю, что первый шаг был сделан два месяца назад. Это было в этом времени и пространстве, вернее, во времени и пространстве, которые существовали два месяца назад…

Что такое жизнь? Для меня это Большая Гонка, которая начинается с момента рождения. Ты вскакиваешь на тобогган, мчишься с горы, в конце которой падаешь. Заезд только один, и бесполезно требовать еще одну попытку. Тебя просто оттолкнут, потому что слишком много людей ждет своей очереди. Тебе дается всего лишь сорок-пятьдесят лет. Это все, что у тебя есть.

Я добровольный пленник тобоггана уже тридцать пять лет. Джереми Кортленд. «Денвер Порт», «Фриско Ньюз», «Бюллетень Эй Эм», «Эй Пи», «Тайм», «Кольер»… Иногда штатный сотрудник, иногда на подхвате. Я наклонялся с тобоггана, пытаясь срывать плоды со стремительно пролетающих мимо плодовых деревьев, иногда попадались нормальные, но чаще довольно странные. Я много ездил по всему свету — наверное, в сидении моего тобоггана была заноза, с самого детства я ерзал и не мог сидеть спокойно, все время пытаясь ухватить пролетающее мимо меня. Многие годы в самых разных газетах под сообщениями можно было увидеть черную строчку: «Передано по телеграфу Джереми Кортлендом».

Россия, Китай… Батискаф Пикара, войны, сверхзвуковые и межпланетные корабли, Большой Глаз Паломара… Забастовки шахтеров… Грязный фермер в Северной Дакоте, ни с того ни с сего обретший дар творить чудеса. Конечно, никто из его многочисленных пациентов не излечился, что, впрочем, нисколько не подорвало доверие к нему.