Генри Каттнер - Земля пламени

Рафт вновь прильнул к микроскопу, но и там ответа он не нашел. В нормальном разумном мире 1985 года не было места для подобных явлений. «Кстати, — подумал Рафт, а где сейчас Перейра?»

В кабинете, где его оставил Рафт, охотника за алмазами не оказалось. Выходя, Рафт замешкался, и в то же мгновение услышал звук, от которого кровь застучала у него в висках. Странное, необъяснимое ощущение чего-то неправильного, неестественного словно бы обрушилось на Рафта.

На самом деле это был лишь отдаленный шум заведенного мотора. Хотя кому могла потребоваться моторная лодка в такой поздний час? Рафт взял фонарик и направился к реке. Со стороны реки доносился шум и возгласы. Рафт понял, что был не единственным, кто услышал шум мотора. На берегу в отсветах луны он разглядел широкую фигуру Мерридэя.

Рафт настроил фонарик и посветил в сторону реки. Водяная гладь искрилась, точно россыпь ограненных алмазов. Он несколько раз повел лучом из стороны в сторону. Моторная лодка уходила во мрак, оставляя за собой черную, словно вспаханную борозду на сверкающей воде, туда, куда луч фонарика уже не доставал. Прежде чем лодка исчезла, луч света выхватил из тьмы лицо. Это был Перейра, он смотрел назад через плечо и смеялся, под бархатистой бородой ослепительно сверкали белые зубы. В этом смехе слышалось торжество победителя и ликование, которое Рафт заметил еще раньше, осматривая охотника за алмазами.

Вместе с Перейрой в лодке был кто-то еще, но кто? Рафт не мог разглядеть в изменчивом свете луны. Индейцы бегали по берегу, двое из них даже попытались догнать моторную лодку на каноэ, но куда там, это было уже невозможно. Рафт выхватил пистолет, который всегда носил с собой, когда был в джунглях. Уже сама мысль выстрелить в эту наглую, ухмыляющуюся физиономию была ему сейчас приятна.

— Нет, Брайан, нет! — воскликнул Мерридэй и удержал его руку.

— Но он уходит на нашей лодке!

— С ним Дэн Крэддок, разве ты его не заметил? — ответил Мерридэй.

Шум мотора удалялся, сливаясь с далеким, глухим боем барабанов Ютахи, а Рафт так и стоял неподвижный и совершенно сбитый с толку. Он чувствовал, что не в состоянии помешать беглецам.

— Ну что ж, сейчас нам уже ничего не сделать, будем дожидаться утра, — сказал он наконец. — Давайте вернемся на станцию.

Вслед за этим Рафт услышал незнакомый ему голос, который невнятно сказал на португальском:

— Он ушел обратно в свою страну… и взял кое-что с собою.

Луч фонарика выхватил из темноты лицо пилота. В одной руке да Фонсека крепко сжимал свой шлем, а другой пытался что-то отыскать у себя на груди. Зрачки его уже не были сужены, они были просто огромными.

— Что он взял? — спросил Мерридэй.

— Мою душу, — спокойно ответил да Фонсека.

Все замолкли, в наступившей тишине с ужасающей отчетливостью прозвучал его голос:

— Она была у меня здесь, в маленьком зеркале на шее. Это он вложил ее туда, зеркало давало ему силу, которая… — слабый, задыхающийся голос замер.

— Какую силу? — спросил Рафт.

— Которая делает из людей рабов, — прошептал пилот. — Так же, как он поступил и с доктором.

Крэддок! Рафт вдруг почувствовал огромное облегчение оттого, что валлиец ушел не по собственной воле, а значит, никакого загадочного, необъяснимого сговора с Перейрой у него не было. С этой мыслью пришло и раздражение, Рафт был ужасно зол на самого себя. На то, с какой легкостью он принял на веру все эти невероятные объяснения безумца. Впрочем, выбирать было не из чего.

— Отпустите меня, — задыхаясь, проговорил да Фонсека. Он сделал слабую попытку освободиться от поддерживающих его рук. — Я не могу быть здесь долго без души. Он забрал у меня мою душу…

— Внесите его внутрь, — приказал Рафт. — Билл, приготовь шприц и адреналин.

Когда да Фонсеку положили на койку, он был уже без сознания и сердце его не прослушивалось. Мерридэй быстро поднес шприц с длинной иглой, догадавшись о намерении Рафта. Рафт сделал укол прямо в сердце и стал ждать, держа наготове стетоскоп, но вдруг почувствовал какое-то неуловимое вначале изменение в окружающей действительности. Что-то было не так. Прислушиваясь, он закрыл глаза и сразу понял, что изменилось.

Барабаны. Они зазвучали громче и пронзительнее, словно торжествуя победу. Их бой был как оглушительный стук сердца чудовища. Неистовый рев самого сердца джунглей, темных и необъятных. Сердце да Фонсеки отозвалось, и Рафт услышал его. Словно с натугой, постепенно входя в ритм, оно медленно забилось в такт барабанам Ютахи. Веки мужчины, распластанного на столе, дрогнули, и он глухо и монотонно заговорил: