Юлия Черных: Мощи Святого Зайца

Они еще немного посторожили это место и выловили штук пять. Одного Степан разрешил посмотреть. Шуршунчик выглядел как небольшое свиное ухо, покрытое слизью и с бахромой мелких щупалец внизу.

Они перешли на другое место и надергали еще с десяток. Степан решил, что достаточно и прилег отдохнуть, но Машу обуяли жадность с любопытством, она взяла сачок и пошла сама искать шуршунчиков. Белые треугольнички нашлись довольно быстро, правда, немного в болоте, они так и сновали в прогале между кочками. Стараясь не наступить в болотную грязь, Маша прыгнула раз, другой, а на третий нога соскользнула и по колено провалилась в мокрое. Она попыталась встать, но нога не поддавалась, увязнув в трясине. Маша подергалась, но болото держало крепко, более того, ей показалось, будто что-то обволакивает, надевается на стопу, щиколотку, колено и с силой тянет в глубину. Маша рванулась на кочку, стараясь дотянуться до деревца, которое росло заманчиво близко, однако там, в болоте тянули сильнее и вот уже вторая нога начала соскальзывать и погружаться…

Тут только Маша догадалась закричать. Встрепанный Степан выскочил к болоту с палкой наперевес, бросился, не разбирая дороги. Вместо того, чтобы хватать и вытаскивать, несколько раз вонзил палку возле кочки. Болото взбурлило, будто что-то подводное махнуло хвостом, изгибая гибкое тело. Нога освободилась, и Маша по инерции выскочила из трясины как пробка из бутылки.

— Вот я дурак, — сказал Степан, прижимая дрожащую девушку к себе. — Вот я кретин. Совсем забыл про бармаглотов. Ну пойдем, пойдем скорее.

На поляне устроили привал, развели костерок, Маша пристроила ботинки сушиться. Степан слазил в свой «куст Алладина», принес котелок с водой и пакет на два пайка. После еды Маша достала коробочку с лекарством, отсчитала двадцать шариков и проглотила. Степан поднял брови.

— Гомеопатия, — пояснила Маша. — С детства их глотаю, у меня обмен веществ нарушен.

— А по виду и не скажешь, — галантно откликнулся Степан и повел плечом. — Болит, зараза, — пожаловался он. — Потянул, геройски сражаясь с болотной тварью.

— Давайте я Вам массаж сделаю, — предложила Маша. — Меня в монастыре учили.

Она пристроилась за его спиной, просунув вперед босые ноги, расстегнула на Степане рубашку, спустила с плеча и начала разминать мышцы. Учили с монастыре качественно, Степан почувствовал, как изнутри поднимается тепло, растапливая ткани и убирая напряженность. Маша уверенно промяла плечевой пояс, шейные позвонки, прошлась по позвоночнику снизу вверх. Степан нежился и покряхтывал от удовольствия.

— До чего хорошо, — пробормотал он блаженно. — До чего сладостно. Так бы и сидел. Но, надо идти.

Маша притиснулась поближе и погладила его по груди.

— Нет искушения — нет преодоления, — значительно сказала она ему в ухо.

— Не искушай меня без нужды развратом нежности своей, — немедленно откликнулся Степан, прихлопывая ее пальчики ладонью.

Маша захохотала.

— Развратом нежности? Ой, не могу! Ох, показала бы я Вам разврат нежности, доктор Медников!

— Что? — Степан резко повернулся и наткнулся на Машины губы. Это оказалось опрометчиво. Губы были мягкие, теплые и манили себя целовать. Наверное, в монастыре учили и такому, поскольку в следующий раз Степан пришел в себя лишь через некоторое время. Они лежали, обнявшись, в палой листве. Рубашка окончательно потерялась где-то сзади. На Маше тоже что-то было расстегнуто, но выглядела она в целом более аккуратно.

Степан оглянулся — не помяли ли рюкзак с шуршунчиками. Нет, не помяли. Он привстал на локте и, глядя в сияющие Машины глаза, давно забытым профессорским тоном произнес:

— Ну, и что все это значит?

…в детстве она обожала играть в Доктора Медникова, — брала за руки детишек и спасала, уводила из пещеры, пока остальные весело корчились на полу или гонялись за «пророком». Монастырь примыкал к скале, часть переходов и галерей располагалась в катакомбах, и воспитанникам разрешалось проводить там свободное время. Быть доктором Медниковым считалось престижным, на Машу злились, что она узурпировала эту роль, но она хотела только спасать и выводить, а не бессмысленно корчиться или гоняться.

— До драк доходило, — пояснила Маша. — За это я выбирала самые узкие проходы, шкуродеры… А что Вы на меня так смотрите?

Степан в этот момент представлял аллегорическую фигуру «Изумление» — глаза широко раскрыты, брови задраны вверх, на лице недоверчивая улыбочка.