Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

— Оспенский, не так давно капитан второго ранга, механик на «Георгии Победоносце».

Андрей тоже представился:

— Берестов. Андрей Сергеевич.

У Оспенского это имя не вызвало никакой реакции, но удивило Елисея Евсеевича.

— Берестов? — повторил он. — Просто не может быть!

— А что вас удивило?

— У вас нет тезки?

— По крайней мере я не знаю.

— Правильно, — сказал Оспенский. — Я тоже подумал: почему мне знакома ваша фамилия? Есть Берестов в штабе флота. Я, правда, не знаю, как его зовут. Кажется, лейтенант — он был адъютантом адмирала Колчака.

— Вот именно! — сказал Елисей Евсеевич. — Вот именно. Вам не повезло, молодой человек.

Он улыбнулся, показывая крепкие лошадиные зубы.

— Почему не повезло?

— Когда они узнают, что вы — адъютант Колчака, с вами не будут церемониться.

— Но я не адъютант Колчака! — возразил Андрей. — Да и Колчака, насколько мне известно, давно нет в Севастополе.

— Колчак в Америке, — сказал Оспенский. — Он в безопасности и имеет куда больше шансов, чем все мы, дожить до старости.

— Да, кому-то везет, а кто-то вытягивает несчастливый номер, — вздохнул Елисей Евсеевич. — Значит, вы утверждаете, что не служите на флоте?

Андрей отрицательно покачал головой.

Елисей Евсеевич отстал от него. Совсем рядом, над его головой он мирно беседовал с Оспенским о какой-то общей знакомой в Балаклаве, словно они находились на даче и вышли на лужайку отдохнуть после сытного обеда. Андрей не мог не слышать голосов. Он не верил в то, что его соседи по камере так спокойны. Он не знал, почему тут оказался Елисей Евсеевич, хотя он не похож на офицера или на чиновника и вообще ни на кого не похож, но ведь Оспенский, если верить ему, чудом избежал смерти прошлой ночью и не имеет шансов спастись сегодня. Как же они могут разговаривать!

Впрочем, и остальные обитатели камеры вели себя вяло, словно пережидали этот долгий день, чтобы потом вернуться по домам. Никто не метался, не стучал в дверь — почему же Андрею хочется молотить кулаками по двери?

А что за глупая идея, будто он — адъютант Колчака? Не дай Бог и в самом деле кто-нибудь из матросов взглянет на список арестантов и прикажет отправить Берестова вместе с Оспенским.

Нары были жесткие, сидеть невозможно — Андрей поднялся, ему хотелось ходить, двигаться, но на полу сидели и лежали люди. Можно сделать два шага и остановиться.

Как убедить себя, что все происходящее — лишь сон?

Почему-то хотелось есть.

Андрей обратил внимание на то, что начало темнеть — за окном была синь и в камере почти ничего не видно. Только голоса, кашель и дыхание. От этого было еще теснее и нечем дышать…

Необходимо было что-то делать. Срочно. Но последовательность и относительная важность действий мешались в голове, и потому Лидочка еще некоторое время после того, как Андрея увели и она, выбежав на площадь, увидела, как его сажают в крытую тюремную фуру, продолжала стоять на месте, глядеть, как закрывают дверь и как фура отъезжает. Потом она спохватилась, что украли чемодан, — а в нем все вещи и бумаги. Лидочка кинулась обратно, и, к ее искреннему удивлению, чемодан не был украден, а дожидался ее у стены. Лидочка даже приподняла его, чтобы убедиться, он ли это.

Теперь надо бежать… бежать, освобождать Андрюшу! Или сначала отыскать того скуластого матроса, который отобрал у Андрея портсигар, — но ведь он не отдаст! А где искать этого матроса?

Держа в руке чемодан и согнувшись влево под его тяжестью, Лидочка пошла к комнате коменданта, но, не доходя до нее, увидела, как некто в военной шинели дергает за ручку двери, но дверь заперта. Лидочка поставила чемодан на пол и подумала: «Вот мне сейчас очень хочется разреветься, а главное — не разреветься. Ни в коем случае. Потому что сейчас что-то случится и станет лучше — не бывает же совсем безысходных положений. Господи, помоги мне выручить Андрюшу».

И как бы в ответ на ее молитву совсем рядом, над самым ухом раздался тихий, знакомый голос:

— Лидочка, ты что здесь делаешь?

Она резко оглянулась.

— Молчи, — сказал Ахмет. — Не надо меня узнавать.

Если бы он ее не окликнул, Лидочке бы никогда не догадаться, что это ее старый приятель. На Ахмете была широкополая шляпа, подобная той, в какой любил фотографироваться Максим Горький, и широкое серое пальто с поднятым воротником.

— Ой, я сейчас заплачу, — честно предупредила его Лидочка, — я сейчас зареву.

— Что с Андреем?

— Его арестовали!