Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

На пустой и оттого обширной верхней палубе транспорта было прохладно и влажно — от поднявшегося тумана поручни и стойки были в каплях и потеках влаги, рифленая палуба под ногами была мокрой.

Издали зазвучали гулкие частые шаги, словно кто-то стучал на большом железном барабане — часто и мерно. Андрей обернулся — по палубе бежал матрос в белой робе и холщовых клешах. Он пробежал мимо Андрея, не посмотрев на него.

Гул башмаков по железу затих в отдалении.

Впереди по курсу корабля все еще висел туман, так что море и небо сливались там, впереди, в белесой дымке.

Андрей пошел по палубе — под парусиновым навесом стояли в ряд несколько десятков коек, что, видно, не поместились внизу, — на них лежали одинаково накрытые одеялами и одинаково держащие руки на одеялах раненые — они спали либо лежали, глядя вверх. Между кроватями медленно шла медицинская сестра в черном платье и белом с красным крестом переднике. Вот она остановилась у койки, губы ее шевельнулись — она говорила что-то солдату, потом пошла дальше, снова остановилась — на этот раз недалеко от Андрея, снова нагнулась и провела ладонью над лицом глядевшего в небо раненого. Когда рука поднялась — глаза его были закрыты. Сестра перекрестила умершего, потом потянула простыню и закрыла ею его лицо. И пошла дальше, заглядывая в лица.

Над Андреем, словно крепостная башня, поднималась дымовая труба, дым был обильным и черным — наверное, это было плохо: такой столб дыма виден издали. Андрей посмотрел в море в поисках миноносца сопровождения «Фирдониси» и увидел, как тот возник из тумана, видно, замедлил ход, позволяя «Измаилу» догнать себя. Он был нем и безлюден. И даже дым над его короткой, наклоненной назад трубой был почти не виден.

Андрей смотрел вперед и дождался желанного момента — постепенно туман истончался и море становилось видным все далее перед носом «Измаила». Это движение совпало с подъемом солнца — край его показался почти прямо по курсу транспорта, и яркий свет пробился сквозь поредевший туман. Чем более поднималось солнце над морем, тем быстрее таял, исчезал туман, и когда Андрей зажмурился от ослепительных лучей поднявшегося над горизонтом светила, туман уже исчез, не оставив о себе воспоминания, кроме мокрых поручней, стоек и палубы. Солнце быстро нагревало воздух, металл начал сохнуть, и кое-где над палубой поднялся легкий пар.

Море открылось далеко впереди, но ожидаемого кавказского берега Андрей не увидел — лишь легкую голубую, чуть темнее неба, дымку, которую можно было принять за полоску оставшегося тумана. Андрей понял, что если он побудет еще полчаса на палубе, то сможет различить берег.

И тут в ровный и привычный уже гул двигателей корабельных машин, в шум волн, разрезаемых форштевнем «Измаила», вмешался новый, непонятный звук. Не ожидая, что такое стрекотание может послышаться сверху, Андрей сначала окинул взглядом море, но море было пусто. И только потом Андрей поглядел на небо и увидел, что корабль догоняет гидроплан с русскими опознавательными знаками на крыльях. Самолет летел настолько низко, что видна была голова пилота, свесившегося вниз и делающего свободной рукой знаки Андрею, которые могли быть истолкованы как «стой!».

Андрей не мог остановиться или остановить «Измаил», как следовало, видно, понимать жесты летчика, но потом он увидел, что, летя совсем низко, даже откачнувшись в сторону, чтобы не налететь на трубу или не задохнуться в черном дыме, пилот продолжает энергично махать рукой, и Андрей понял: он пытается обратить на себя внимание тех, кто находится на капитанском мостике.

Затем аэроплан пропал из виду, но почти сразу появился вновь — он совершил круг над «Измаилом».

До Андрея донесся звонок, короткий, как приказ, затем тон корабельных двигателей изменился — они застучали реже и не так громко, палуба дрогнула под ногами — корабль замедлял ход.

Гидроплан снова скрылся. Андрей, стоя у поручней, все ждал, когда он появится, а тем временем «Измаил» все замедлял ход, и тут Андрей увидел, как сбоку появился миноносец «Фирдониси», и цель его маневра стала понятна Андрею, когда он увидел, что самолет уже находится не в воздухе, а, замедляя ход, плывет по спокойному утреннему морю, покачиваясь на своих поплавках. Миноносец резко замедлил ход неподалеку от самолета, и Андрею было видно, как с него спускают шлюпку.

Вся эта сцена медленно перемещалась назад, потому что торможение транспорта происходило куда медленнее, и он все еще продолжал идти вперед, оставляя сзади гидроплан и миноносец.