Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

— Оставьте эти причитания для барышень, — буркнул Вревский. — Невинные не устраивают побегов.

— А вы уверены, что это побег? Я слышал, что они покончили с собой.

— Не играет роли. Они убежали, инсценировав самоубийство. Но потом их лодка попала в шторм. Шансы на то, что они остались в живых, ничтожны.

— И раз один подозреваемый избегнул вашей кары, — попытался улыбнуться Беккер, — вы ищете другого.

— Не другого — других. Пропавшие солдаты — из вашей команды. Они притом ваши земляки. Одного из них затем находят убитым. Рядом — пустая шкатулка Берестова. Как мне не подозревать!

— Но при чем тут я?

— А разве я вас уже обвинил?

— Вы меня вызвали сюда.

— Из любопытства. Только из любопытства. Допустим, что все же убийцы и грабители были солдаты. Откуда они узнали о ценностях? О шкатулке?

— Не знаю.

— А я думаю, что от человека, близкого к Берестову. Или к его родственникам.

— Вот и ищите, — сказал Беккер с раздражением. — Могу предложить версию.

— Пожалуйста.

— Один из солдат был любовником служанки Берестова. И она с ним поделилась тайной.

— Вы не знали эту женщину?

— Нет.

— То-то и видно… А можно я предложу версию?

— Я весь внимание.

— Берестов поделился тайной со своим гимназическим другом Беккером. А у Беккера стесненное денежное положение. Беккер готов на все!

— Александр Ионович!

— Это же только предположение. Но если было так, то я вам сочувствую.

— Почему?

— Потому что вы не получили никаких денег. Ваши сообщники вас надули. Это бывает в уголовном мире.

— Простите, Александр Ионович, я хотел бы узнать, с какой целью меня вызвали из Феодосии?

— Только чтобы поставить вас в известность о закрытии дела, которое вас касается. Дела о сбежавших солдатах. Вот и все…

Через неделю, оказавшись в Ялте, Беккер увидел, как толпа громит здание городского суда.

В первые дни революции по всей России прокатилась волна расправ с полицейскими, нападений на полицейские участки и тюрьмы. А так как старые власти в Ялте не оказывали революции никакого сопротивления, следовало предпринять какой-нибудь революционный шаг, оставить в воспоминание потомкам решительное действие, которое войдет в учебники истории. Таким действием и стало взятие городского суда.

Вовремя присоединившийся к толпе Беккер смог пройти в кабинет срочно уехавшего в Симферополь следователя и отыскать у него в столе две синие папки.

Переехав в Севастополь, Коля взял папки с собой.

С того дня, сначала незаметно, по сантиметрам, а потом все очевиднее, рельсы истории принялись разбегаться. Но на этот раз все наши герои оказались в основном потоке времени.

В двадцатых числах марта Фридрих Платтен, швейцарский социалист, человек солидный, вхожий в германское посольство, подписал с Германией письменное соглашение, по которому германская сторона брала на себя обязательство провезти русских революционеров через свою территорию. В условиях соглашения был ряд любопытных пунктов, о которых в свое время не распространялись. Враги социалистов — потому, что их не знали, а сами социалисты — потому, что не хотели огласки. В соглашении говорилось, что едут все желающие, независимо от их взглядов на войну. В их вагон не имеет права входить ни один германский чиновник или военный без разрешения Платтена. Никакого контроля, никакой проверки багажа — если русские и везут бомбы, они смогут воспользоваться ими лишь по ту сторону границы. Социалисты обязуются добыть в обмен за себя несколько германских пленных… Последний пункт превращал соглашение в сделку скорее гуманного, чем политического характера. Был он лжив — никто не верил, что вот-вот из-за горизонта покажутся «пикельхельмы» германских собратьев!

Но германцы, соблазненные дьяволом революции, господином Ганецким, уверовали в то, что эти большевики скоро развалят русское государство — тогда можно будет взять украинские степи голыми руками.

Ганецкий не обманул. Прежде чем рухнуть, германская империя без всякой пользы для себя сожрала половину России.

Переговоры шли в Берне, а большинство эмигрантов обитало в более добром, уютном Цюрихе. Когда из Берлина телеграфировали, что протокол подписан, Владимир Ильич бросился в комнату, начал кидать в чемодан вещи и говорить Надежде Константиновне:

— Первым же поездом! Посмотри расписание, когда ближайший поезд на Берн.

До ближайшего поезда оставалось всего два часа.