Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Он толкнул дверь. Зазвенел колокольчик.

Стоявший за стойкой худой пожилой портье с желтой лысиной, напоминавшей бильярдный шар, сказал:

— Простите, но все номера заняты.

— Я хотел бы повидать госпожу Иваницкую, — сказал Ахмет. — Возможно, она остановилась у вас под фамилией Берестова.

— Как? — Портье вздрогнул. — Вы господин Берестов? Вы пришли?

— Нет, я его друг, — сказал Ахмет. — Я его друг по гимназии. А где госпожа Берестова?

— Вы господин Керимов? — сказал портье. — Заходите, пожалуйста. Она вас давно ждет.

В голосе портье был укор человека, который знает о тебе куда больше, чем тебе бы хотелось.

— Я не мог раньше, — сказал Ахмет. — Я был далеко.

— Я представляю, — сказал портье. — Если вы тот Керимов, которого до сих пор ищет полиция.

— Нет, — сказал Ахмет. — Конечно же, я не тот Керимов.

— Впрочем, мне это не важно. Даже если вы Джек-потрошитель.

— Я и не Джек-потрошитель, я совсем не говорю по-английски, — сказал Ахмет. — Но могу ли я понимать вас так, что Лидочка Иваницкая все еще здесь?

— А куда ей деваться, — сказал портье, — если она до сих пор не верит, что Андрей Сергеевич умерли? А вы мучаете ее — нельзя целый месяц подряд питать ложные надежды.

— Она у себя? — спросил Ахмет.

— Поднимитесь. Комната четырнадцатая.

Ахмет всей спиной чувствовал недобрый взгляд портье — будто тот был обманутым отцом соблазненной девицы.

«Я тут совершенно ни при чем!» — хотелось крикнуть Ахмету, но он, разумеется, не крикнул — поспешил по лестнице на второй этаж.

Лидочка открыла дверь и встретила его обыкновенно, словно он отходил за папиросами, но задержался. Ни трагедий, ни слез — ничего, что так пугало Ахмета в женщинах.

— Здравствуй, Ахмет, а я уж боялась, что ты не придешь.

— Я понял по поведению цербера внизу. Он много знает.

— С кем-то надо разговаривать, — сказала Лидочка. — А я здесь уже три месяца живу. Сначала мне казалось, неделя — невыносимо долго. А теперь я не могу тебе сказать, что давно сюда приехала.

— Тебе, наверное, деньги нужны!

— Ты заходи, Ахмет, заходи. Я, честное слово, рада, что ты обо мне вспомнил.

Ахмет снял канотье и хотел было ловким движением закинуть шляпу куда-нибудь, как положено при светском визите. Но в этой скудной комнатке некуда было кидать канотье.

Лидочка села на кровать — та устало заскрипела, как голодная медведица. Показала Ахмету на стул напротив. Ахмет наконец-то разглядел ее — Лидочка была в скромном коротком, до половины икр, сером платье. Единственное украшение на нем — белый кружевной воротничок. Волосы строго забраны назад — никогда не догадаешься, что Лидочке чуть больше двадцати лет — не из-за морщинок или ввалившихся глаз, — но в позе, походке, движениях рук Лидочки появилось что-то старческое, как у монашки, которая подолгу остается наедине с собой и уже не хочет иного общества.

— Ты болел, да? — спросила Лидочка. Она будто сама не верила в уважительную причину исчезновения Ахмета, но давала возможность ему спасти лицо.

— Нет. — Ахмет разгадал эту беспомощную деликатность слабого человека. — Я был совершенно здоров, как адмирал Петров. Что станется с татарином, а?

— Ахмет, я же ничего от тебя не требую и ни в чем тебя не виню.

— Я сам себя виню. Только, честное слово, Лидочка, я к тебе пойти не мог. Нас сильно расколошматили — еле ноги унесли в горы. Там сидели. Совсем недавно я в Симферополь вернулся, там тоже носа не покажи. Потом у дяди прятался, в Алуште. Я и здесь незаконно.

— Прости, я совсем забыла, что тебе нельзя! — Лидочка даже покраснела, испугавшись, что Ахмет сочтет ее слишком требовательной.

С улицы донеслись медные, начищенные звуки духового оркестра.

— Что за праздник? — спросил Ахмет.

— Сегодня должны прибивать щит.

— Что? — не понял Ахмет.

— Сегодня цесаревич Алексей вместе с адмиралом Колчаком будут прибивать красный щит к воротам Константинополя. Бред какой-то. Ты думаешь, они будут его гвоздями прибивать?

— Это плохо, — сказал Ахмет. — Каждый обыватель тычет пальцем: «Ты татарин, ты предатель, ты неверный». Чувствую себя как еврей, пересекший черту оседлости.

— Глупый, — сказала Лидочка, — это же твоя земля.

— Это раньше Крым был татарской землей, но мы отдали его вам, русским, не потому, что хотели, а потому, что были слабее. Значит, вы ничем нам не обязаны. Можете выгнать всех татар в Сибирь.

— Ты с ума сошел!

— Ты не слышала, какие разговоры ведут русские патриоты.