Кир Булычев - Заповедник для академиков

Ладонь упала на колено.

— Где же ваши обещания? — прошептал он. — Так вам никогда меня не соблазнить.

— Я и не собиралась!

— Только говорили?

— Андрей, не надо надо мной издеваться! — Веснушки ярко вспыхнули на щеках, рыжеватые волосы туго завивались. — Мне и без вас тошно.

— Довели соратники?

— Вы, по-моему, ничего не понимаете — вы безобразно аполитичны.

— Вам кажется?

— Андрей, перестаньте притворяться, я вас убью!

— Слишком резкий переход от любви к ненависти!

— У меня нет к вам никаких чувств.

— Тогда дайте мне поспать и идите в бар.

— Не могу.

— Убьют?

— Анастасия ждет ответа.

И тут Андрей понял, что просто тянет время, тянет в разговоре — не зная, что же ему делать?

Признаться?

Татьяна сама помогла ему. Не почувствовала растерянности и готовности сдаться.

— Неужели вы думаете, что никто не видел, как вы вернулись всей бандой на «Симонов»? И притащили тот самый ящик? Я больше того вам скажу: с вами появилась крашеная старуха дикого вида — на борт взошла, а обратно не вышла. И с ней еще какой-то хлыщ. Кто эти люди?

— А может, они уже ушли, пока вы здесь сидите? — спросил Андрей. — Ведь никому не запрещено гостей принимать? Шведских коллег.

— Андрей, вы явно принимаете сторону бандитов и коммунистов, — удивилась Татьяна и убрала руку с коленки Андрея. Роман иссякал на глазах. — Вы же знаете, как плохо это может для вас кончиться!

— Я потеряю ваше расположение?

— Это лишь малая часть ваших неприятностей.

— У вас глаза как у кошки, — сказал Андрей. — И горят.

— Я могу быть страстной, — ответила Татьяна. — Человек, вкусивший моих ласк, никогда меня уже не забудет. Но вам это уже не грозит.

— Я не смогу исправиться?

— Вам будет трудно исправиться.

«У всех этих людей — очевидные провалы с чувством юмора, — подумал Андрей. — Как было бы мило, если бы они умели улыбаться. Но они или хохочут, или строят строгие физиономии».

— Что же мне надо сделать, чтобы просвещенная общественность меня простила?

— Сначала расскажите мне, что оказалось в том ящике? Вы видели сокровища царского семейства?

— Нет, не пришлось.

— Они скрыли это от вас?

— Честно говоря, они и сами туда не заглядывали.

— Почему? Только не лгите мне. Я ненавижу, когда мне лгут.

— Ящик не удалось открыть.

— Почему?

— Ключа не нашли.

— Я тебя убью!

Татьяна со злобой ударила его в висок кулаком. Была бы мужчиной — отправила бы его в нокаут.

Она кинулась его бить, и пришлось схватить ее за кисти рук. Она вырывала руки, глаза были совсем близко.

— Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу! — шептала она.

Татьяна дышала часто и неглубоко. Глаза вспыхивали по-кошачьи в свете настольной лампы.

Вдруг она сказала громко:

— Да потуши ты этот свет! Лампу потуши, мать твою!

— Как так? — Андрей не был готов к столь резкому переходу настроения.

— Я хочу тебя, мерзавец, я хочу тебя…

Андрей медлил. И не потому, что женщина была ему неприятна, — Татьяна была очень хороша, но Андрей глупо устроен — он не мог, не умел сдаваться женщине. Он должен был покорить ее. Он должен был ухаживать за ней. «Я люблю украшать елку, а все пляски вокруг нее одинаковы, — как-то говорил он своему приятелю. — Я люблю Лидочку, но не могу поклясться, что всегда был ей верен. И не потому, что столь полигамен, просто жизнь устраивала мне ситуации, в которых я был ведомым. Это не значит, что мужчина должен спешить к любимой жене с признаниями и покаянием. Покаяние оставьте для других случаев. О том, что произошло с тобой в других мирах и в других временах, забудь или помни — с содроганием или сладостью. Пускай это останется в тебе».

Но сказать женщине: а я тебя не хочу — так джентльмены не поступают.

И тут дверь раскрылась — так всегда случается в романах, где автор бережет целомудрие своего героя. Что-то должно случиться и спасти его девичью честь. Наверное, успех многотомной эпопеи шестидесятых годов «Анжелика» происходил оттого, что прекрасная героиня того сериала умела по собственной воле или по чужому настоянию спать с десятками хороших и плохих мужчин, получать от этого удовольствие, но душевно оставаться всегда верной своему первому и единственному мужчине, красоту которого лишь подперчили косметические шрамы, хотя все вокруг кричали: «О, как он обезображен!»

Так как эпопея, в которой главным героем остался Андрей Берестов, никогда не станет столь же популярной, как рассказ о маркизе Ангелов, то его судьба будет решаться за кулисами, где очередная дуэнья воскликнет: «Ну как, мне пора вмешаться?» — «Вмешивайся», — ответит режиссер.