Рэй Брэдбери - Миры Рэя Брэдбери. Т. 8. (дополнительный)

Очевидно, она задохнулась. Кто-то скрыл ее красоту под тяжелой, непроницаемой крышкой. Белые пальцы, как экзотический цветок, покойно лежали на прозрачно-розовом платье.

Секундой позже Джонни заметил на полу смятый клочок бумаги — кусочек записки, сделанной ее почерком:

«…вам придется возместить мне то, чего я была лишена все эти годы. Это не будет сложно. Я могу стать учительницей Джонни. Это легко объяснит мое присутствие в доме. Элли».

Джонни посмотрел на ее мертвое лицо. Точно она заснула на вечеринке, а кто-то отнес ее сюда, на чердак, и прихлопнул сверху сундучной крышкой.

Сумерки смыкались вокруг Джонни, то стягивались вокруг горла, то отступали.

— Ты моя учительница? — тупо повторял он. — Моя собственная единственная учительница? А тебя… тебя убили? Зачем кому-то тебя убивать?

Эту мысль прогнала другая. Он, Джонни Менло, сын Менло из высшего света, нашел самый настоящий труп!

Точно! Глаза мальчика широко распахнулись. Уж теперь-то мама с папой его обязательно заметят! Куда там — даже бабушка перестанет играть целыми днями в шахматы с дядей Флинни, подавится бренди, глянет на Джонни сквозь толстые очки и воскликнет: «Господи, мальчик, так ты не зря весь дом ставил на голову!»

Точно. Точно! Джонни сморгнул. Сердечко его колотилось.

Кузен Уильям может даже упасть в обморок !

Он, Джонни Менло, нашел покойницу! Это его, не мамины, фотографии будут печатать в вечерних газетах.

Спрятав записку в кармане, Джонни в последний раз поглядел на длинные ресницы, и розовые губы, и черные косы Девушки в Сундуке и прикрыл за ней крышку.

Он завизжит. С верхней ступеньки лестницы. И будет визжать, пока небо не упадет на землю, а гости — на пол! Вот так!

Повизжал он неплохо.

По лестнице, через зал, визгом пробивая себе дорогу в толпе, Джонни пробрался к маминому сверкающему вечернему платью и вцепился в него изо всех сил.

— Джонни, Джонни, зачем ты пришел? В чем дело? Я тебе сказала… — Детское мамино личико опустилось сквозь искристый туман.

Джонни набрал полный кулак блесток и провизжал:

— Мама, там на чердаке труп!

Все лица обратились к нему — точно зрители на стадионе. Мамино лицо напряглось, потом расслабилось.

— Отпусти мое платье, милый, испачкаешь. Посмотри на свои руки — ты весь в паутине. А теперь беги к себе, будь хорошим мальчиком.

— Ну мам! — проныл он. — Там труп…

— Господи Боже, — вздохнул кто-то в толпе. — Точно как его отец.

— А вы замолчите! — Джонни сердито оглянулся. — Там правда труп!

А мама его не видела. Она смотрела на гостей, и Джонни оставалось только взирать снизу на ее лебединую шею с бьющейся жилкой, на изящный подбородок, на пальчики, поправляющие сбившийся каштановый локон.

— Пожалуйста, простите Джонни, — проговорила она. — Дети, знаете, так впечатлительны… — Подбородок опустился. В голубых глазах застыли сумерки. — Иди наверх, Джонни.

— Ох, ну мам…

Мир рушился. Блестки выскользнули из пальцев. Взгляды гостей внезапно обожгли ненавистью.

— Ты слышал, что сказала мама?

Это уже папин звучный голос. Бой прои1ран. Джонни дернулся, окинул зал прощальным мрачным взглядом и бросился вверх по лестнице, утирая наворачивающиеся на глаза слезы.

Он повернул медную ручку двери. Бабушка, как всегда, играла в шахматы с дядей Флинни. Солнечный свет бил в огромное окно и отскакивал от бабушкиных очков. Игроки даже не подняли голов.

— Бабушка, простите, но…

Старушка постучала тросточкой по сухому колену:

— Ну?

— Там на чердаке труп, а мне никто не верит…

— Иди, Джонни.

— Но там и вправду труп! — вскрикнул Джонни.

— Знаю, знаю. А теперь беги, принеси кузену Уильяму бутылку коньяка. Марш!

Джонни сбегал в винный погреб, достал бутылку коньяка, поднялся наверх и постучал в дверь. Ему показалось, что за дверью всхлипнули, потом послышался торопливый шепот кузена Уильяма:

— Кто там?

— Коньяк.

— О, чудно, чудно! — В дверь просунулось безвольное кроличье личико кузена Уильяма. Мягкие ручки вцепились в протянутую бутыль. — Слава те, Господи. А теперь сгинь и дай мне надраться.

Дверь захлопнулась, но Джонни успел бросить взгляд на «модельную комнатушку» кузена Уильяма — замершие на полушаге манекены в многоцветных шелках, приколотые к стенам акварельные наброски костюмов, шляпок, накидок, яркие груды катушек и клубков. Потом щель закрылась, щелкнул замок, и кузен Уильям нервно забулькал коньяком по другую сторону блестящей медной ручки.