Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Как ты это сделал? — спросил Шэн за завтраком.

Эндер спокойно отметил, что это был первый случай, когда запускник из его группы сел вместе с ним в столовой.

— Что сделал? — спросил он.

— Послал записку под вымышленным именем. И под именем Бернарда! Это было здорово. Теперь его называют Назадсмотрящим. А перед учителями просто Смотрящим. Но все знают, куда он смотрит.

— Бедный Бернард, — сказал Эндер. — А ведь он такой чувствительный.

— Ну, Эндер. Ты же вошел в систему. Как тебе это удалось?

Эндер покачал головой и улыбнулся.

— Спасибо, что считаешь меня таким умным. Просто оказалось, что я первым это заметил, и это все.

— Хорошо, ты не обязан мне рассказывать. Но все равно, это было здорово, — сказал Шэн. Некоторое время они ели молча. — Я на самом деле виляю задом, когда хожу?

— Нет, — сказал Эндер. — Только самую малость. Просто не надо делать таких больших шагов.

Шэн кивнул.

— Единственным, кто обратил на это внимание, был Бернард.

— Свинья, — сказал Шэн.

Эндер пожал плечами.

— В общем-то, свиньи не так уж и плохи.

Шэн засмеялся:

— Ты прав. Я был к ним несправедлив.

И они засмеялись вместе, потом к ним присоединились еще двое перволеток. Изоляция Эндера закончилась. Война же только начиналась.

— Нас уже постигали разочарования. Не раз мы по нескольку лет терпеливо надеялись на того, кто в конце концов не выдерживал. Эндер хорош тем, что полон решимости быть списанным с самого начала.

— Ну?

— Разве ты не видишь, что происходит? Он увяз в этой игре на смирение, в этом Угощении Великана. Ты ни разу не упоминал о том, что мальчишка склонен к самоубийству.

— Они все на время увязают в этой игре.

— Но Эндер не может расстаться с ней. Как Пинуэль.

— Любой из них хоть раз становится похожим на Пинуэля, но Пинуэль был единственным, кто покончил с собой. И я не думаю, что это было хоть как-то связано с Угощением Великана.

— Ты готов поспорить на мою жизнь. Но посмотри, насколько он преуспел в своей группе.

— Вы же знаете, что в этом не его вина.

— Его или не его — мне это безразлично. Он разлагает группу. Им полагалось сплотиться, но там, где он — там расселина в милю шириной.

— В любом случае я не планирую слишком долго держать его в этой группе.

— Значит, тебе придется изменить планы. Эта группа больна, и он — причина болезни. Он останется до тех пор, пока не наступит выздоровление.

— Причиной болезни являюсь я. Я хотел изолировать его, и это получилось.

— Дай ему время. Посмотрим, что он сможет сделать.

— У нас нет времени.

— У нас нет времени гнать вперед ребенка, который может с одинаковым успехом оказаться как военным гением, так и монстром.

— Это приказ?

— Запись как всегда включена, твоя задница прикрыта, пошел к черту.

— Если это приказ, тогда я…

— Это приказ. Держи его там, где он есть, до тех пор, пока мы не увидим, как он уладит дела в группе. Благодаря тебе я наживаю язвы, Грэфф.

— Вы не наживали бы язв, если бы оставили школу мне, а сами заботились бы о флоте.

— Флоту нужен боевой главнокомандующий. Пока ты это мне даешь, заботиться больше не о чем.

Неуклюже цепляясь за поручни, идущие вдоль стены, словно дети, впервые попавшие в плавательный бассейн, они гуськом проникли в боевой зал. Невесомость пугала и мешала сориентироваться. Вскоре они поняли, что будет лучше, если вообще не пользоваться ногами.

Вдобавок мешали костюмы. Было трудно совершать аккуратные движения, так как костюмы чуть медленнее прогибались и оказывали чуть большее сопротивление, чем любая из одежды, которую они когда-либо носили.

Эндер вцепился в поручень и согнул ноги в коленях. Он заметил, что обладая инерционностью, костюм вместе с тем усиливает движение. Ноги костюма тяжело было сдвинуть с места, но зато они продолжали двигаться и, довольно быстро, уже после того, как мышцы ног прекращали работу. «Какое-то время я буду неповоротливым, но лучше бы поскорее начать».

И, продолжая сжимать поручень, он сильно оттолкнулся ногами.

Почти мгновенно его перевернуло, собственные ноги промчались у него над головой, и он плашмя спиной ударился о стену. Рикошет от стены, видимо, был сильнее, и его руки, не удержавшись, сорвались с поручня. Снова и снова переворачиваясь, он полетел через зал.

В течение нескольких тошнотворных мгновений он пытался сохранить свое старое представление о том, где находится низ, а где верх, и его тело, желая выправиться, искало несуществующую силу тяготения. Затем он заставил себя изменить подход.