Пакстон наконец облегченно перевел дух.
Все кончилось.
Хантер просчитался.
Пакстон неторопливо стал подниматься по ступенькам.
Ему незачем было больше спешить.
Он мог просто остаться у Нельсона, пока тот либо сам отправит его дальше, либо поможет организовать переезд в надежное место.
Хантеру не могло быть известно, какой из посланных им убийц напал на след противника. У епископа не было до сих пор возможности связаться со своими, да он, верно, и не решился бы.
Уже на самом верху Пакстон споткнулся и кубарем покатился с лестницы, и тут раздался оглушительный взрыв, потрясший, казалось, вселенную и ударом отдавшийся в его, Пакстона, мозгу.
Ошеломленный, он встал на четвереньки и, превозмогая боль, из последних сил потащился вниз, а сквозь треск и грохот настойчиво пробивалась одна-единственная мысль:
Я ДОЛЖЕН ВЫТАЩИТЬ ЕГО ОТСЮДА, ПОКА НЕ ПОЗДНО! Я НЕ МОГУ БРОСИТЬ ЕГО НА ВЕРНУЮ СМЕРТЬ! Я НЕ МОГУ УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА!
Он слез с лестницы и продолжал ползти, пока не застрял в узком проходе.
И не слышно было орудийного огня, не рвались снаряды, не было тошнотворного стрекотания пулемета. На небе ярко светила луна, а вокруг царила умиротворенная тишина - как на кладбище.
Только смерть, с оттенком мистического ужаса подумал он, здесь не тихая. Она обрушивается на человека, убийственно страшная, сводящая с ума; тишина приходит потом, когда все уже кончено.
При падении он ушиб голову и теперь понимал, что треск и грохот, которые так потрясли его, раздались только в его мозгу. Но с минуты на минуту Петви начнет атаку, и тишина нарушится, и поздно будет что-либо предпринять.
А из глубин сознания возник вдруг внутренний голос, сердитый, язвительный, насмехающийся над глупым добросердечием.
Вопрос, говорил этот внутренний голос, стоит так: либо ты, либо он. Ты боролся за свою жизнь единственным доступным тебе способом. И любые твои действия оправданны.
- Я не могу этого сделать! - вскричал Пакстон; и все же он знал, что неправ, что поступает неразумно, что внутренний голос не напрасно издевается над его нелогичностью.
Он встал на ноги и, пошатываясь, побрел вниз. Голова у него раскалывалась, горло сжимал страх, но неопределенное, безотчетное побуждение, пересилившее страх, рассудок и боль, гнало его вперед.
Он дошел до щита, нажал на кнопку и через открывшийся проем выбрался на полигон, застыв от ужаса, потрясенный одиночеством и заброшенностью, которыми веяло от этой квадратной мили пространства, отгороженного от всей остальной Земли, точно место последнего, окончательного суда.
А может быть, так оно и есть, подумал он: место, где вершится суд над Человеком.
Юный Грэм, возможно, единственный из всех нас по-настоящему честен. Он истинный варвар, как называет его дедя; он не лицемерит; он видит наше прошлое таким, каким оно было в действительности, и живет по его законам.
Пакстон мельком оглянулся и увидел, что проем закрыт. А впереди, по искромсанному, исковерканному, перепаханному полю брела одинокая фигура это мог быть только епископ.
Пакстон с криком побежал к нему, а епископ обернулся и стал поднимать руку с пистолетом.
Пакстон остановился, отчаянно жестикулируя. Пистолет поднялся выше, из дула его вырвалось голубоватое облачко, и в тот же миг Пакстона словно полоснуло по шее, и он почувствовал на коже теплую влагу.
Отскочив в сторону, он бросился на землю, ударился и пополз к ближайшей воронке. Терзаемый страхом и унижением, он забрался в нее, весь кипя от гнева и ярости.
Он пришел спасти человека, а тот едва не убил его!
Я должен был бросить его здесь, подумал он.
Я должен был оставить его умирать.
Я убил бы его собственными руками, если бы мог.
Впрочем, теперь он действительно должен был убить епископа. Убить его либо самому быть убитым - иного выбора не было.
И не просто убить, но убить как можно быстрее. Пятнадцать минут, о которых говорил Петви, истекали, и надо было успеть покончить с епископом и выбраться отсюда, прежде чем Петви откроет огонь.
А можно ли отсюда выбраться? - подумал Пакстон. Если бежать, пригнувшись и петляя, есть ли надежда увернуться от пуль епископа?
Вот так и надо сделать. Не тратить времени на убийство, если только епископ не вынудит его к этому, а просто бежать. Епископа пусть убивает Петви.
Он поднес руку к шее, и пальцы его сделались липкими. Странно, подумал он, странно, что я не чувствую боли. Наверняка боль придет потом.
Читать дальше