Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 1. Зима над миром. Огненная пора

— Вы рассудили здраво. Хотя, простите, не совсем верно. Узнав о вашей пленнице — из болтовни слуг, я посетил её и как раз шел к вам.

— Она шпионка или скорее разведчица варваров. Ничего более. Что вам за дело до нее? — Сидир осекся, сообразив, что Глас Империи может с полным основанием обидеться на его резкость.

Но Юруссун продолжал все так же невозмутимо:

— Вижу, вы содержите её в хороших условиях. Каковы ваши планы на её счет?

— Держать в заключении и дальше, — вспыхнул Сидир.

— Она… хороша. Но вы ведь можете выбирать среди самых красивых девушек. И выбираете. Зачем вам это небезопасное создание?

— Я не собираюсь спать с ней, клянусь предками! Хотя ради знакомства, может, и стоило бы. Я ещё не сталкивался с этим народом, который мне приказано покорить. Сближение хотя бы с одной его представительницей может быть очень полезно.

— С рогавиками сблизиться нельзя, воевода.

— Я слышал. Но насколько они непроницаемы? Каково с ними общаться? Эта пленница, нуждающаяся в нашем добром отношении, может дать мне больше, чем дали беседы с многими торговцами и странниками.

Юруссун стоял перед ним, опираясь на посох.

— Может, вы и узнаете, что хотите, воевода, но себе на беду, — сказал он наконец. — И на беду тем, кто пойдет за вами.

— Меня предупреждали, что в плену они часто буйствуют, — хмыкнул Сидир. — Не думаете ли вы, что, с часовым у входа, испугаюсь женщины?

— Может быть, и нет. Но может быть и хуже. — Юруссун взглянул вдоль коридора. Все двери были закрыты. Давно прошли те времена, когда дворец заполняла многочисленная челядь. Здесь они были в большем уединении, чем в Лунной палате или даже в Колдовской келье.

— Выслушайте меня, молю вас. — Качнув белой бородой, Юруссун склонился пониже, говоря тихо и серьезно. — Когда я был молод, — я побывал далеко на севере. Один имперский маркграф послал туда посольство, при котором я был писцом. Границу его владений постоянно нарушал домашний скот с юга и дикий с севера, чиня ему ущерб; жители пограничья убивали чужих животных, и обе стороны терпели убытки. Нам удалось достичь соглашения. Границу постановили обозначить межевыми столбами, и время от времени рагидийцы с рогавиками должны были встречаться в условленных местах и предъявлять хвосты убитой живности. Тем, у кого их оказывалось меньше, выплачивалась разница — от них металлом, от нас деньгами, согласно правилу, что бродячий скот причиняет больше вреда, чем стоит сам. Соглашение, насколько я знаю, оправдало себя и даже было возобновлено после нашего последнего неудачного вторжения. Но суть дела в том, воевода, что не существовало ни князя, ни вождя, ни Совета, который мог бы вести переговоры от имени того рода. Нам пришлось затратить несколько месяцев — зимних месяцев, когда они более или менее оседлы — на разъезды от зимовья к зимовью и на уговоры каждой семьи в отдельности. И потому-то я считаю, что узнал северян лучше, чем большинство чужеземцев.

Сидир ждал. Раньше он почти ничего не слышал об этом.

— Их женщины часто испытывали к нам любопытство, — по-стариковски бесстрастно продолжал Юруссун. — И дерзко предлагались нам… Некоторые сопровождали нас в пути, показывая дорогу к следующему зимовью.

— Я слышал байки торговцев, — презрительно процедил Сидир. — Говорят, что северянки — колдуньи, феи, не превзойденные в женском естестве. Говорят, их женщина может бесконечно удовлетворять любого мужчину, не пресыщая его, но он платит за это тем, что становится её безвольным рабом, которому в жизни ничего, кроме нее, не надо. Сказки! Конское дерьмо! Почему же агенты, живущие в факториях на реке, не поддаются их чарам?

— Думаю, потому, что короткая связь оставляет лишь сладкое, будоражащее кровь воспоминание. И думаю, что такие поверья о северянках слагаются ещё и потому, что те не менее независимы, чем мужчины, не менее самостоятельны и опасны. Мужчины, со своей стороны, ни в чем им не уступают. И все же… все же… знаете ли вы, что туземцы из Диких лесов, имеющие кое-какие дела с восточными рогавиками, считают жителей равнин обоего пола чем-то вроде эльфов? Я могу их понять, и южные поверья мне тоже понятны, и я спрашиваю себя, можно ли называть их сказками, ибо я знал Брюсу из Старрока неполный месяц и вот уже полвека не могу от неё освободиться.

Юруссун умолк. Сидир стоял перед ним в изумлении. Старик не только раскрылся перед ним совершенно неподобающим ученику Толы образом — Сидиру было известно, что благородные рагидийцы почти никогда не влюбляются, как свойственно это их крестьянам или бароммцам: в слишком угнетенном состоянии держат они своих женщин.