Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Т. 2. Победить на трех мирах. Тау — ноль. Полет в навсегда

Федоров кивнул.

— Надо бы, конечно, его в чувство привести, но сейчас речь не о нем. Нам предстоит новая встреча с плотными слоями пространства. Я почти уверен, что на сей раз мы проскочим без последствий, и все же мне хотелось бы провести работы по укреплению обшивки для пущей уверенности. Уверенности! — воскликнул Федоров и рассмеялся лающим смехом. — Какая уверенность при таком полете! Ну как бы то ни было, мне придется привести сюда бригаду техников. Придется вам тут немного расчистить помещение. Я хотел обсудить с тобой все в общих чертах — как все провернуть, чтобы ваша работа не слишком пострадала.

— Понятно. Понятно. Ну вот мы и пришли.

Перейра пригласил Федорова в крошечный кабинет, где стояли письменный стол и полки с файлами.

— Сейчас я тебе покажу план помещений.

Примерно полчаса они обсуждали порядок перестановок. (А за бортом корабля мелькали столетия.) Перейра приглядывался к Федорову. Тот сильно сдал за последнее время. В нем трудно было узнать прежнего гениального ученого. Русский стал резок, порой груб.

Сложив в стопку чертежи и записи, Перейра участливо проговорил:

— Ты, похоже, неважно спишь в последнее время?

— Дел выше крыши, — буркнул инженер.

— Старик, ты себя замучишь когда-нибудь своей работой. Но синяки под глазами у тебя не из-за этого. Что-то неладно с Маргаритой, верно?

Федоров нервно дернулся.

— Что с ней не то?

Они с Маргаритой Хименес уже несколько месяцев подряд жили вместе.

— Борис, в нашей маленькой деревне так трудно что-то скрыть. Все видят, что она в тоске.

Федоров отвел взгляд и уставился туда, где за распахнутой дверью зеленела листва.

— Как бы мне хотелось, чтобы она так не страдала… — пробормотал он.

— М-м-м… — смущенно протянул Перейра. — Если помнишь, мы с ней время от времени бывали вместе, пока она не ушла к тебе. Может быть, что-то в ней мне понятно даже лучше, чем тебе. Я не хочу сказать, что ты бесчувственный, Борис, но женщин ты понимаешь плоховато. Мне бы очень хотелось, чтобы вам было хорошо вдвоем. Могу я чем-то помочь?

— Все дело в том, что она не желает принимать препараты против старения. Ни Урхо Латвала, ни я — мы никак не можем уговорить ее. Может быть, я, конечно, и переусердствовал. Теперь она со мной даже разговаривать не хочет. — Федоров заговорил тише и печальнее, продолжая смотреть на зеленые листья. — Понимаешь, я ведь ее никогда… не любил. Да и она меня тоже. Но мы привыкли друг к другу, она мне нравится. Я хочу сделать для нее все, что в моих силах. Но что я могу?

— Она молодая женщина, — сказал Перейра. — Сейчас она перевозбуждена, и поэтому всякое напоминание о возрасте может вызывать у нее бурный протест. Ей не хочется стареть и умирать.

Федоров резко развернулся к биологу:

— Она не дурочка! Она должна прекрасно понимать, что это лечение обязательно для всех людей зрелого возраста — иначе у нее климакс наступит на пятьдесят лет раньше, чем положено. А она твердит, что ей только этого и надо!

— Почему?

— Хочет умереть до того, как выйдут из строя химические и экологические системы. Ты им сроку дал пятьдесят лет, верно ведь?

— Да. Медленно, но верно, они будут сдавать. Если мы до тех пор не разыщем подходящую планету…

— Но она остается убежденной христианкой, противницей самоубийства, — сказал Федоров и поежился. — Мне такая перспектива тоже не по душе. Да и кому она может понравиться? А она отказывается верить, что конец не неизбежен, — такой конец, о котором она думает.

— Подозреваю, — задумчиво проговорил Перейра, — что больше всего ее страшит мысль о том, что она умрет бездетной. Она как-то, помнится, придумывала имена для всех своих многочисленных детишек.

— Хочешь сказать… Погоди, дай подумать. Черт подери, выходит, прав был Нильссон… Он как-то на днях ворчал насчет того, что мы никогда не найдем дома. Вынужден признать, жизнь при таких мыслях кажется совершенно бессмысленной.

— Вот-вот. А для Маргариты — особенно. И, глядя в пустоту, в безысходность, она сдалась и — подсознательно, конечно, — избрала для себя единственно возможную форму самоубийства.

— Но что же делать, Луис? — обреченно воскликнул Федоров.

— Если бы капитан отдал приказ об обязательности такого лечения… Ведь это резонно, если на то пошло. Представь, если мы все-таки, несмотря ни на что, высадимся на какую-нибудь планету, каждой женщине придется рожать и как можно больше.

— Еще одно правило! — вспыхнул инженер. — Чтобы Реймонт поволок ее к врачу? Нет уж, уволь!