Внимательно выслушав монолог Бейли, Р. Дэниел спокойно сказал:
— Вы выстроили линию поведения комиссара, казалось бы, логично, но ваш рассказ ничего не объясняет. Я уже говорил вам, что церебральные характеристики комиссара таковы, что он не способен совершить умышленное убийство. Я не знаю, каким словом можно определить его психологическое состояние: трусость, совесть или сострадание. Я знаком со словарным толкованием этих слов, но мне трудно судить самому. Во всяком случае, комиссар никого не убивал.
— Спасибо, — пробормотал Эндерби. Его голос снова приобрел силу и уверенность. — Не знаю, каковы ваши побуждения, Бейли, и почему вы пытаетесь расправиться со мной таким образом, но я доберусь до истины…
— Погодите, — перебил его Бейли. — Я еще не закончил. У меня есть вот это. — Он с шумом швырнул на стол Эндерби алюминиевый кубик, надеясь, что от его слов по-прежнему исходит уверенность, которой в глубине души он уже не ощущал. Вот уже полчаса он пытался скрыть от самого себя одно незначительное обстоятельство; он не знал, что было на пленке. Он вел рискованную игру, но больше ему ничего не оставалось.
Эндерби отшатнулся от маленького предмета.
— Что это?
— Это не бомба, — насмешливо ответил Бейли. — Всего лишь обычный микропроектор.
— Вот как? И что вы собираетесь с его помощью доказать?
— Сейчас увидите.
Он нащупал ногтем одну из прорезей в кубике. Угол кабинета тотчас же стал невидимым, а затем на его месте высветилось объемное изображение чего-то непонятного. Картина занимала все пространство от пола до потолка и уходила за стены кабинета. Ее заливал непривычный для жителей Города сероватый свет.
«Должно быть, это и есть рассвет, о котором они столько говорят», — подумал Бейли со смешанным чувством отвращения и любопытства.
Сцена изображала комнату в куполообразном жилище доктора Сартона. В ее центре был виден труп космонита — ужасные развороченные останки.
Глаза Эндерби готовы были выскочить из орбит.
— Я знаю, что комиссар по натуре не убийца, — заговорил Бейли. — Мне не нужно об этом напоминать, Дэниел. Если бы я вовремя обратил внимание на одну деталь, то преступление давно было бы раскрыто. В сущности, я нашел разгадку лишь час назад, когда разговор зашел о контактных линзах Бентли. И тут меня осенило, комиссар. Мне пришла в голову мысль, что разгадка кроется в вашей близорукости, в ваших очках. Я полагаю, на Внешних Мирах люди не страдают близорукостью, в противном случае они могли бы раскрыть убийство сразу же. Когда вы разбили свои очки, комиссар?
— При чем тут это? — насторожился комиссар.
— Когда мы в первый раз говорили об этом деле, вы мне сказали, что разбили очки в Космотауне. Я подумал, что вы разбили их в смятении, услышав о совершенном убийстве, но вы сами никогда этого не уточняли, так что для такого предположения у меня не было никаких оснований. На самом же деле, если вы шли в Космотаун, замышляя преступление, вы уже были достаточно взволнованы и могли уронить и разбить очки еще до убийства. Разве не так и разве не случилось этого в действительности?
— Я не пойму, к чему вы клоните, коллега Элайдж.
«Мне остается быть коллегой еще десять минут, — промелькнуло у Бейли. — Быстрее! Говорить быстрее! И думать быстрее!»
Он продолжал говорить и одновременно манипулировал изображением жилища Сартона. Охваченный волнением, он неловко пытался его увеличить, с трудом двигая непослушными пальцами. Медленно, рывками труп приближался к ним, увеличиваясь на глазах. Бейли казалось, что он чувствует зловоние обгоревшей плоти.
Голова, плечи и полруки трупа были неестественно вывернуты и соединялись с нижней половиной тела, обгоревшим куском того, что было когда-то позвоночником, из которого торчали обугленные ребра. Бейли искоса взглянул на комиссара. Эндерби сидел с закрытыми глазами. Видимо, ему было плохо. Бейли тоже мутило, но он должен был смотреть. Двигая рычажками проектора, он медленно перемещал объемное изображение, квадрат за квадратом осматривая пространство вокруг трупа. В какой-то момент его палец соскользнул с рычажка, и неожиданно изображение покачнулось и увеличилось настолько, что пол и труп превратились в беспорядочную расплывчатую массу — разрешающей способности проектора для такого увеличения не хватало. Бейли уменьшил изображение и отвел луч проектора от трупа.
Он все еще продолжал говорить. Иначе было нельзя. Дать себе передышку он мог, лишь обнаружив необходимые вещественные доказательства. В случае неудачи грош цена была всем его словам. Сердце его бешено колотилось, в висках стучала кровь.
Читать дальше