Андрей Саломатов - В будущем году я буду лучше

- Такую машинку можно купить в любой лавчонке, - разрезая яблоко, сказал хозяин дома. - Закажете себе рисунок или сами нацарапаете на бумаге какую-нибудь ерунду, и пожалуйста. Только зачем она вам, Алек? Пользуйтесь моей.

- А на ваши деньги можно купить машинку? - опустив взгляд, мягко спросил Дыболь. Ему непременно хотелось иметь свою и в промежутках между фразами он уже мысленно набросал, как будут выглядеть деньги с его изображением в вертикальном овале.

- Конечно, - ответил профессор.

- Значит я могу купить всю лавку? Напечатать побольше денег и купить.

- Можете, - жуя яблоко, кивнул хозяин дома. - Но владелец лавки тут же купит её обратно.

- А я не продам, - сказал Саша, налегая грудью на стол.

- Ну так, и он может вам её не продать.

- Странно, - озабоченно проговорил Дыболь.

- Налейте мне пожалуйста ещё чаю и сделайте бутерброд, - попросил профессор.

Разливая чай, Саша напряженно размышлял. Он пытался грамотно сформулировать вопрос, который вертелся у него на языке, но никак не желал облекаться в слова. Что-то настораживало Дыболя в этой простой системе. Она казалась ему очень знакомой, но Саша не мог вспомнить, чем.

- Значит, лавочник сам может напечатать сколько угодно денег? принявшись за изготовление бутербродов, спросил Дыболь.

- Хоть целый вагон, - подтвердил хозяин дома. - А зачем? Куда их девать? Разве мало их печатают?

- Зачем же он отдает продукты за эти бумажки?

- Затем, что он торговец, лавочник. - ответил профессор. - Стало быть, должен торговать. Один очень мудрый человек когда-то сказал: "Я мыслю, значит я существую". Но каждый существует по-разному. И в интерпретации лавочника это изречение должно звучать так: "Я торгую, значит я существую". Улавливаете?

На некоторое время в комнате воцарилось молчание. Слышно было лишь прихлебывание, да тиканье настенных часов.

- А вор? - неожиданно поинтересовался Саша.

- А вор должен воровать, - правильно понял его хозяин дома.

- И убийца?

- И убийца, - кивнул профессор и удовлетворенно крякнул.

Следующая пауза была вынужденной, потому что Дыболь наконец сделал два бутерброда. Когда же рты у обоих освободились, Саша лукаво улыбнулся и спросил:

- А таксисты?

- И таксисты, - терпеливо продолжал хозяин дома. - Скучно сидеть дома, вот и разъезжают. Все какие-никакие знакомства, разговоры. Это называется: усыпить чувство одиночества, молодой человек. Людям мало свежего воздуха у раскрытого окна. Хотя, домоседы, конечно, сидят дома, так сказать, по призванию. В общем, здесь каждый делает то, к чему у него лежит душа. Кто хочет растить хлеб - растит хлеб. Есть даже желающие считаться сумасшедшими. Считаются. У каждого свое дело. Попадаются, правда, такие, которые за все хватаются, и ничего толком не доводят до конца. Так они ничем не хуже убийц. Конституция у них такая.

- А деньги печатают многие? - упорно добивал тему Дыболь.

- Нет, - ответил профессор. - Первое время печатали все, кому не лень. Не успевали сжигать. А потом попривыкли.

- А когда это было, первое время? - заинтересовался Саша.

- Вы ещё будете чай, Алек? - спросил хозяин дома и, не дожидаясь ответа, начал убирать продукты.

- Нет, - ответил Дыболь. Сбитый с мысли, он вдруг вспомнил шутку, которую придумал в самом начале завтрака, но пока не мел возможности вставить в разговор. - Значит, я теперь смогу платить вам за жилье?

- Пожалуйста, - равнодушно ответил профессор. - Но обязанности ваши останутся при вас. Если хотите, я буду платить вам жалованье за работу. Не стесняйтесь, называйте любую сумму. А не хотите, печатайте сами, я не возражаю.

К СЛАВЕ

Саша болтался по пустынному городу с полными карманами денег и откровенно скучал. Он очень скоро убедился, что потратить даже целое состояние здесь не так просто. Увеселительные заведения пока что были закрыты, на стеклянных дверях магазинов висели таблички: "Учет" или "Переучет", киоски стояли темные и безжизненные, будто все киоскеры одновременно объявили забастовку. Правда, погода выдалась, как на заказ. Прохладный ветерок, словно преданный пес, следовал за Дыболем по пятам и обслуживал Сашу даже в тех местах, где, казалось бы, никакого движения воздуха не должно быть. Ультрафиолетовые лучи, на первый взгляд, выглядели совершенно прозрачными и только над раскаленным асфальтом сгущались до состояния киселя.

Первое знакомство с городом не принесло Дыболю ничего кроме унылого разочарования. Городишко был так себе. В архитекрурных стилях Саша не разбирался, поэтому все эти вычурные дома, готические соборы, мечети с игловидными минаретами его не интересовали. Улицы здесь чаще попадались кривые и горбатые, бульвары были ухоженные и тенистые. Все это Дыболь мог увидеть и в Москве.