Аркадий и Борис Стругацкие - А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.1

Потом все кончилось так же внезапно, как и началось. Быков выключил двигатель и с трудом снял руки с пульта управления. В смотровой люк снова заструился красноватый свет, показавшийся теперь прекрасным. В наступившей тишине торопливо и четко застрекотали счетчики радиации. Быков оглянулся. Ермаков непослушными пальцами путался в ремнях. Богдан Спицын без шлема сидел на полу около рации, очумело крутя головой. Лицо его было вымазано черным до такой степени, что Быков даже испугался — пилота-радиста было трудно узнать. Ермаков отстегнулся наконец и встал. Ноги у него подгибались.

— Ну, знаете, чем так жить...— проговорил Богдан. Белые зубы его блеснули в спокойной улыбке.— Неужели молодость и нашей Земли была такой беспокойной?

Из-под столика у стены выполз Дауге, встал на четвереньки, попробовал подняться, но потом, видимо раздумав, выругался по-латышски, снова сел, прислонившись к тюкам, и стянул шлем. Его мутило. Юрковского долго не могли найти под грудой развалившихся ящиков. Он был без сознания, но сразу пришел в себя и, открыв глаза, осведомился:

— Где я?

Быков облегченно улыбнулся, а Богдан серьезно сказал:

— В «Мальчике». «Мальчик» — это такой транспортер...

— К черту подробности! На какой планете?

— Поразительная способность — в любых условиях цитировать бородатые анекдоты,— злобно проговорил Дауге. Он сидел в прежней позе, с отвращением рассматривая содержимое шлема, лежащего на коленях.— Вот они, твои бутербродики! Все здесь... Пожалел, скупердяй!..

Юрковский сразу поднялся, задыхаясь от восторга.

— Шер Дауге! Знаешь, какого ты сейчас цвета?

— Знаю. Желтого. Бутерброды были с сыром...

Спицын захохотал, размазывая по лицу черную грязь, Юрковский вытянул руки по швам — равняясь на Дауге, который, отставив от себя подальше шлем, понес его, как полную чашу, направляясь к выходу.

— К церемониальному маршу! Равнение на середину!..

Дауге споткнулся о тюк, без малого уронил свою ношу и яростно выразился.

ликующе провозгласил Юрковский.

— Товарищи межпланетники! — прозвенел голос Ермакова.— Немедленно надеть шлемы! Тревога!

Быков, только что собиравшийся снять шлем, удивленно обернулся.

— Пыль! Радиоактивная сажа! — Ермаков склонился у стены в напряженной позе.— Надеть шлемы! Спицын — мыться немедленно! Приготовиться к дезактивации!

Быков понял. Стены, пол, ящики и тюки, приборы, костюмы, лицо Спицына — все было покрыто налетом тончайшей черной пудры, вбитой чудовищным напором бури в микроскопические, почти капиллярные зазоры закрытых люков. Запыленный колпачок индикатора мерцал зеленым, и сразу все услыхали стрекотание радиометров. Юрковский стал торопливо шарить пальцами у застежек спецкостюма. Богдан кинулся в умывальную. Дауге поколебался мгновение, но под тяжелым взглядом командира решительно сунул голову в шлем.

— Алексей Петрович, осмотрите «Мальчика» снаружи,— коротко приказал Ермаков и тоже надел серебристый колпак.

Снаружи было удивительно тихо. Ветер, непрерывно дувший с Голконды, прекратился. Исчезли гигантские смерчи, еще полчаса назад мотавшиеся у горизонта. Быков спрыгнул с борта «Мальчика» и по колени ушел в мягкую черную пыль. Почва дрожала так сильно, что у Быкова застучали зубы. В наушники поминутно врывался глухой грохот.

— Голконда! — Быков впился глазами в холмистый горизонт.

В багровом мареве то обрисовывался, то снова пропадал далекий, очень далекий горный хребет, колеблясь в восходящих потоках раскаленного газа. Бу-бу-бу-бу,— рокотало оттуда.

«Мальчик» стоял дыбом, слегка накренившись на правый борт, похожий на огромного черного искалеченного паука. Под днищем намело мягкий холм, коленчатые стержни глубоко ушли в пыль.

Обойдя транспортер спереди, Быков увидел широкие полузасыпанные борозды, тянущиеся на несколько десятков метров,— это были следы отступления. Они казались неглубокими, но, вступив в одну из борозд, он провалился по пояс.

Правый задний опорный шест висел «на ниточке». Натиск бури вывернул титановую «кость» из сустава, и она бессильно вытянулась, полузасыпанная черным прахом. Это можно было починить, но прежней прочности уже не вернешь. Быков вздохнул и принялся за работу.

Ремонт подходил к концу, когда Быков, увлеченный работой, услыхал над ухом голос Ермакова: