Это невольно заставило Седова задуматься над ответным вопросом — если альтаирцы действительно пригласили именно его, каким образом и для чего в составе делегации оказался Панфилов? Но задать вопрос советнику уже не удалось.
Миротворческую миссию сразу переправили на Гангаор специальным альтаирским порталом, ничуть не пострадавшим от перипетий войны, и дипломаты оказались в огромном сферическом зале со множеством дверей. Как выяснилось, борны не собирались выслушивать длинные речи и принимать всех прибывших. Члены отдельных делегаций приглашались индивидуально для конфиденциальных собеседований. Некоторых не вызвали вообще. Как представителя Земли, на беседу с альтаирцами пригласили Седова. Уходя, Валерий заметил, как исказилось в ненавидящей гримасе лицо оскорбленного Панфилова.
— Брангир, так меня зовут, — представился собеседник по-русски, разглядывая Седова как опасное, но ценное насекомое. — Что ты скажешь о нашем творении? — альтаирец указал псевдоподием на экран, где сияло созвездие из голубых трандов. Вопрос был с подковыркой. Что мог ответить землянин?
Валерий пришел к альтаирцам как переводчик, и, значит, от него требовали обычной работы. Седов посмотрел на звездную безделушку борнов, прикрыл глаза и сосредоточился на мыслеречи.
— Четвертая роза в букете, молодая звезда сверху, справа — солнечник, — сказал Валерий. — Говорить пока не может, но излучает много сильных эмоций — тоску, боль, страх. Страшно на новом месте, испытывает беспомощность, дискомфорт. Если сейчас не убрать, выдержит недолго, взорвется. Лучше всего переместить поближе к кому-то из стариков: успокоят и поддержат пробуждение разума. Я предлагаю Регул. Букета перемещение не испортит, — Седов открыл глаза, на лице его еще отражалась воспринятая боль звезды. — Странно, что вы, эмпаты, не почувствовали сразу.
— Оригинальный ответ, — удивился Брангир. — До сих пор я слышал только «замечательно» и «потрясающе».
Стебельчатые глазки альтаирца на мгновение сплелись в сложную фигуру над головным выростом.
— Ты прав, мешает именно она. Мы предполагали неладное, но не могли понять, где… — сказал Брангир. — Сейчас сделаем. Займись, Тикитак, — он сделал неопределенный жест правым псевдоподием в сторону второго борна, который до сих пор не вмешивался в разговор. Тикитак вышел, а Брангир с новым интересом уставился на Седова:
— Мне говорили, но я не верил, — пробормотал он. — Приятно встретить такое редкое разумное существо. Невероятно!
— И чем же я так редок? — хмуро спросил Седов. Давали себя знать остаточные эмоции солнечника, да и кому приятно, когда на него смотрят, как на танцующего таракана.
— Не так уж много существует разумных в нашей галактике, тем более класса «Е», способных сделать то, на что не сразу способны мы, творцы, — объяснил альтаирец. — Скажи, как тебе удается общаться на мыслеречи?
— А что в этом особенного? — удивился Седов. — Многие мои друзья владеют языком квантов. Да и для борнов, насколько мне известно, мыслеречь не представляет труда.
— Для нас нет, — согласился Брангир. — Но альтаирцы могут воспринимать мир энергонов, жить в нем, и потому не испытывают проблем понимания. А вот как ты, землянин, не способный ощутить себя частицей энергоматерии, хозяином истинного времени и пространства, можешь не только понимать, но и переводить с языка, недоступного нашим приборам, для нас загадка. Ведь согласись, друзья, о которых ты говорил, владеют мыслеречью далеко не так свободно, как ты. Больше того, — в голосе альтаирца послышалось искреннее восхищение, — я слышал, что ты научил проснувшегося солнечника говорить на языке квантов? Как?
Седов попытался объяснить то, о чем сам нередко задумывался:
— В отличие от приборов я, как и вы, умею творить, — вежливо улыбнулся он. — Когда я общаюсь с друзьями на мыслеречи, я не пытаюсь проникнуть в недоступный мне мир. Мы просто создаем новый мир общих символов, придумываем их. И если они понятны обоим, то входят в наш общий язык. Так же получилось и с солнечником. Мы просто придумывали в разговоре нужные образы, а поскольку я неплохо знаю язык квантов, то чаще всего пользовались им…. Ну а если их слова были непонятны, пытались подправить, уточнить, использовать другие — это и есть живое общение. А ведь существует еще и эмофон, чувства, которые обычно подсказывают, что делать, — Седов пожал плечами.
Взгляд его случайно упал на экран. Плачущей звездочки в букете-созвездии уже не было. Невольно раскрывшись восприятию, Валерий ощутил неожиданную волну эмоционального тепла, гармонию, исходящую сейчас от альтаирского букета.
Читать дальше