Юрий Самусь - Чертовщина

Юрий Самусь

Чертовщина

Степан возвращался с рыбалки. Под ногами мягко шуршала листва, липла к мокрым кирзухам. Сквозь ветви деревьев пробивались лучи тусклого осеннего солнца, покрасневшего и слегка разбухшего.

Сзади остался омут, в котором иногда можно было зацепить приличную щуку, а то и сома в полпуда. Но сегодня клевала одна мелочь, да и то как-то вяло, с опаской. В тощем рюкзаке, что болтался у Степана за спиной, лежали с десяток уклеек да пара карасей граммов на триста. В надежде поймать хоть что-нибудь достойное его усилий, Степан просидел на берегу весь день, а потому и пошел теперь напрямую через лесок, чтобы срезать пару верст и успеть в деревню засветло...

Выстрел прогремел громко, дробясь многократным эхом, словно цепляясь за стволы и густые ветви терновника. Степан замер. Стреляли совсем рядом, где-то у оврага, и в том, что это были не охотники, он был уверен на все сто живность в лесу перевелась давным-давно, еще во время войны.

Степан быстро зашагал в сторону оврага. Казалось, ноги сами несли его туда. Сердце учащенно билось в груди, предчувствуя беду. Он было попытался успокоить себя мыслью, что, может, это ребятня шалила со взрывпакетами. Но тут же отогнал эту мысль - звук пистолетного выстрела ни с чем не спутаешь.

Так, хоронясь за деревьями, Степан подошел к оврагу. И замер, приникнув к стволу, еще не веря в реальность произошедшего, не осознавая до конца трагедии, свидетелем которой он стал.

На дне оврага лежал человек. Лица Степан не видел, но ему и не нужно было его видеть. Он и без того знал, что это Егор Темяхин - однокашник, собутыльник и друг. Старый, верный, самый близкий друг - тот единственный и настоящий, что бывает на всю жизнь.. И мужик, не познавший такой дружбы, не мужик вовсе, а балалайка однострунная, ни больше, ни меньше. По крайней мере, так искренне считал Степан.

Ослабевшие колени подогнулись под тяжестью тела, и Степан медленно сполз по стволу, ободрав щеку о шершавую кору. Но боли не почувствовал, а только мутными от слез глазами наблюдал, как к Егору не спеша подходит Корней Петренко - участковый, которого недавно направили в их деревню из районного ОВД на смену вышедшему на пенсию Петру Захарычу.

Петренко приблизился к Егору и поднял руку. Степан увидел зажатый в руке пистолет, и в тот же миг раздался выстрел.

"Контрольный, в голову, - сообразил Степан и заскрипел зубами. - Мразь"!

Он готов был вскочить на ноги, броситься вперед, вцепиться мерзавцу в глотку, разорвать его на части, но в последний миг сумел совладать с собой.

"Это ничего не даст, - невесело усмехнулся Степан. - Он в меня тут же разрядит всю обойму. Одним трупом меньше, одним больше... Но что делать? Заявить в РОВД? Хм... Кому скорее поверят: менту или бывшему зеку, отмотавшему три года строгача за пьяную драку с нанесением тяжких телесных? Ясно - кому. И все же надо что-то делать. Обязательно надо.

Корней проснулся до петухов. Нащупал Клавкину ногу, похлопал по голому бедру.

- Ну что, пошел я?

Клавдия вздрогнула, забормотала что-то спросонья.

- Просыпайся, говорю. Пора мне.

- Да куда ж ты? - встрепенулась Клавдия. - Зачем? Егор ведь больше не вернется.

- Молчи, дура! Нам сейчас светиться нельзя. Рано нам еще на люди высовываться. Вот пройдет пару недель, растрезвонишь по деревне, что мужик на заработки подался, тогда и поглядим. В случае чего, скажешь, что бабу он себе на прииске нашел, так и отписал в письме. Смотри только, ладно ври, чтоб поверили. Но не сейчас, конечно, а позже. Уразумела?

- А чего ж тут разуметь? Ясно все.

- Ну и ладно.

Корней соскочил с постели, включил ночник и принялся одеваться. Клавдия, затаив дыхание, любовалась его фигурой.

"Какой ладный, красивый. Уж и не думала, что такого мужика повстречаю в жизни своей. Не то, что Егор - хилый да плешивый, да пьяный вечно".

Но вспомнив Егора, Клавдия почувствовала, как кольнула сердце.

"Да чего ж это я? - тряхнула она головой, словно отгоняя от себя наваждение. - Сам виноват. Попер на Корнея, угрожать надумал. А Корней ведь его предупреждал. Не единожды".

Петренко тем временем оделся, подошел к двери, ведущей в сени, не оборачиваясь, кинул через плечо:

- Пошел я. Как стемнеет, приду.

Толкнул дверь и замер. В слабом свете ночника, пробивавшемся сквозь дверной проем, Корней различил знакомую фигуру. Сердце ухнула вниз, опережая разум, который, спохватившись, осадил: Чего ты? Егор мертв и уже никогда не воскреснет".