Надя Яр - Вальхалла. Повесть о бессмертных

— Всё идёт по плану!.. Всё идёт по плану!..

Я лежала в постели и всё явственней понимала, что это правда. И меня охватило неповторимое чувство посвящённости в суть вещей. Ни следа беспокойства во мне не осталось. Раз всё идёт по плану, то и беспокоиться не о чем. Прошли годы, прежде чем до меня дошло, что этот план был не наш. И что весёлые люди, с песней шлявшиеся по улицам ночью, возможно, и были чудовищами, удушившими кота, которого мы с Андреем нашли одним майским утром в траве, с верёвкой на его мёртвой шее.

В школе Андрей был тихим оппортунистом. Как-то раз, когда нам было лет по тринадцать-четырнадцать, он поделился со мной мужским опытом: «С ней один раз переспишь, и никаких проблем у тебя больше не будет». Девочка, о которой шла речь, была юной шлюшкой, популярной среди неблагополучных подростков. Неблагополучные были в основном не государственные, а из обычных семей, как Андрей, который жил с отцом-алкоголиком, незлым и неопасным человеком, и с мачехой, очень неплохой женщиной.

Семейные несчастья Андрея обеспечили ему всеобщее сочувствие, а его тихий оппортунизм и видимое уважение к учителям заработали ему хорошую оценку по поведению, и он получил школьную путёвку в Нойберлин — на другую планету, не меньше. Это было незадолго до начала военных действий, и правительство в Нойберлине ещё не успело присоединиться к гитам. За свою историю немцы потоптались на куче грабель, но союз с гитами был их последней, наихудшей ошибкой, совершённой, как все их злые ошибки, в припадке иррациональной романтики.

В Нойберлине Андрей провёл лето и неплохо выучил немецкий. Вернувшись, он написал на краю тетради строку Ich bin ewig . «Я вечен» — перевела я с помощью словаря.

В восьмом классе Андрей начал бросать мне странные взгляды. Мы сидели за одной партой, и я часто ловила его на том, что он украдкой рассматривал меня в профиль. Я знала, что я на кого-то похожа, как и все клоны, но не догадывалась, на кого, пока Андрей не показал мне фотографию Джастина Йенси. Человеческий глаз должен выучиться находить семейное сходство. Подростки этого часто ещё не умеют, и я оценила снимок далеко не сразу.

— Если во мне его гены, то я, наверное, оптимен, — сказала я. — Как Гектор Грэй. Это было бы круто.

Андрею эта мысль не понравилась.

— Женщин-оптимен не бывает, — сказал он. — В тебе просто намешано его генов.

— Однако я хороший боец, — возразила я. — Среди лучших в школе. Я могу стать солдатом.

— Это правда, — признал Андрей. — Тебе повезло. Из большинства девчонок никакие бойцы.

Он был прав, с телом мне повезло. Большинство женских тел не приспособлены для боя. Если поставить рядом пять случайных женщин и пять мужчин, то по крайней мере четверо мужчин будут обладать боеспособными телами — и хорошо если одна женщина. У женщин не тела воинов. Они слишком тонки или слишком мягки для солдат, слишком уступают мужчинам по росту и весу, и часто даже тренировки не могут это изменить. Или остаётся лишний вес, или чего-то недостаёт. Во мне, однако, хватает и роста, и силы, и гармонии всех частей. Даже шифу моей школы не мог бы похвастаться лучшими природными данными — ничего лишнего и никакой недостачи.

Я так и не выяснила, кто мой генетический отец. В школе я ещё не знала, где это выясняют, а позже помешала моя антипатия к бюрократическим учреждениям. Признаться, к точному знанию я не стремилась. Воображать себя носительницей оптимен-генов и строить планы на этой основе я могла и без того. Если бы я спросила государство, отец ли мне Йенси, и получила отрицательный ответ, моей концепции себя настал бы конец. Этого я не хотела.

И была одна встреча. Я шла домой после особенно напряжённой тренировки. В парке что-то шелохнулось в кустах, вышло на тропинку и село прямо перед моей левой ногой, маленькое и пушистое. Я нагнулась, подумав: голодная кошка. Но это был ручной шушик.

— Что, кушать хочешь, малыш? — спросила я. — А у меня сейчас ничего нет.

И я дала ему понюхать ладонь. Шушик осторожно взял мой палец чёрной лемурьей лапкой, держал и не пускал. Какие у него были глаза! Большие, печальные, глубоко разумные, они смотрели прямо в мою душу. Я села на землю.

Из кустов вышла крыса. Потом вторая, потом ещё и ещё. Они скользнули в свет фонаря — десяток небольших серых крыс — и начали танцевать. Они слагали буквы своими телами, одну за другой. Буквы складывались в слова.

HELLO JANE, — явил узор крысиных тел. Я кивнула.